7. НАЗЕМНЫЕ И МОРСКИЕ ИСПЫТАНИЯ НАЗА

В главе 5 я уже приводил бытующее в среде летчиков мнение о том, что на самолете взлет труден, полет скучен, а посадка опасна. Применительно к космонавтике этот афоризм можно интерпретировать, наверное, следующим образом. Взлет напряженный (физически и психологически), но этот процесс от космонавта не зависит, а полностью управляется сначала командами с наземного стартового комплекса, затем — бортовыми системами автоматики. Полет интересен и необычен, причем «скучать» на орбите экипажу никто не даст: все время космонавтов расписано по суткам, часам и минутам, причем за четкостью выполнения этой программы следят десятки специалистов. А вот посадка действительно бывает весьма опасна, что подтвердила практика возвращения на Землю как советских космонавтов, так и американских астронавтов. Самое главное, что на заре космонавтики, когда техника была еще недостаточно отработана, приземление, особенно при срочном спуске с орбиты или при срабатывании системы аварийного спасения (САС), могло произойти практически в любом месте земного шара, далеко от расчетной точки посадки. Спускаемый аппарат (СА) с космонавтами мог оказаться в зоне пустынь (их на Земле предостаточно), в океанских, морских или иных водах (которые занимают три четверти нашей планеты) либо на территории с очень холодной, морозной погодой. Попав из космической невесомости в такие экстремальные условия, космонавты, ослабленные физически и отвыкшие от воздействия на них привычной для землян силы тяжести (гравитации), не имели возможности самостоятельно выбраться в район «цивилизации», где им могла быть оказана необходимая помощь. Единственная задача, которую «космические пришельцы» должны были выполнить в таком случае, — это выжить в течение нескольких дней, подать необходимые сигналы с места своего нахождения и дождаться прибытия к ним сил и средств поисково-спасательной службы.

В связи с этим в начале 70-х годов теперь уже прошлого века в Центре подготовки космонавтов (ЦПК) имени Ю.А. Гагарина в план непосредственной тренировки экипажей космонавтов перед предстоявшим полетом были включены ознакомительные занятия «на выживание» в различных наземных условиях с использованием «полетного лагерного снаряжения», которое получило название «Носимый аварийный запас», или, сокращенно, — НA3, с использовавшимся иногда условным наименованием «Гранат» различных цифровых модификаций. К данному времени, о котором идет речь, состав всех элементов, предназначавшихся для конкретного применения в случае возникновения аварийной ситуации с экипажем, приземлившимся в нерасчетном районе посадки, был уже определен. При этом отдельные части из аварийного запаса стали использоваться в качестве штатного оборудования на транспортных космических кораблях на случай выполнения ими непредвиденного срочного спуска. Однако всесторонние испытания на достаточность комплектации НАЗа и пригодность всех его элементов для безотказного функционирования в различных климатогеографических и экстремальных условиях проведены не были. Кроме того, на основании реальной заброски людей (без предварительной адаптации) в различные местности, где имитировалась посадка спускаемого аппарата в незнакомом месте, следовало выработать практические рекомендации для космонавтов но их поведению в подобной ситуации. Испытания с такими задачами требовалось выполнить на разнообразных горных рельефах Земли, в заболоченных и пустынных местностях, в тундре и тайге, на безбрежных водных пространствах, причем во всевозможных погодных условиях, с предельно низкими и крайне высокими температурами. Подобными пробами носимого аварийного запаса и многосуточными «отсидками» пришлось достаточно много заниматься и лично мне в составе различных групп исполнителей. С моим участием оборудование НАЗа в течение длительного времени испытывали в условиях полярной Воркуты, горных районов Тянь-Шаня и в водах Черного моря. Другим ребятам досталось поработать в пустыне Кара-Кум и в субтропических болотах под городом Ленкоранью Азербайджанской ССР. О своеобразии этих исследований и о том, что посчастливилось узнать мне самому, я и хочу рассказать читателю.

Но прежде всего поясню, что входило в состав НАЗа в начале того времени, когда мы им занимались. Так, носимый аварийный запас «Гранат-6» на трех человек, рассчитанный на трое суток «автономного проживания» в непредвиденных условиях, представлял собой несколько упаковок общим весом около 35 килограммов. В этих различных по форме и наполнению «тюках» находились: три комплекта теплозащитных костюмов — ТЗК-10, включавших для каждого члена экипажа куртку, брюки, головной убор, обувь; комплекты гидрокостюмов «Форель» (на случай приводнения); средства аварийной связи (приемо-передающая радиостанция «Прибой», предназначенная для работы в режимах голосовой связи и радиомаяка, который обеспечивал непрерывную подачу условного сигнала для группы поиска); средства световой сигнализации (ракеты разных цветов, огневые факелы—флеши, цветные дымы); рацион питания из расчета на трех человек на три дня (сублимированные продукты, консервы, контейнеры с водой по 2 литра на человека); лагерное снаряжение (медицинская накидка из фольги, рыболовные снасти, компас, таблетки сухого спирта для подогрева воды и пищи, непромокаемые спички, иголки, нитки и прочая житейская мелочь); стрелковое оружие (пистолет ПМ); аптечка с медикаментами и травмоснаряжением. В качестве материала для палатки рекомендовалось использовать купол парашюта, площадь которого составляет 1000 квадратных метров.

Упаковки с набором НАЗа находились на борту космического корабля в различных его местах: размещались между и под сиденьями космонавтов, крепились на стенах кабины (это, в основном, одежда). Понятно, что распихивание в достаточно тесном помещении космической кабины весьма объемного аварийного комплекта являлось настоящей головной болью для специалистов (да и для экипажа тоже).

В нашем случае «непредвиденные условия посадки» обеспечивались за счет выезда группы космонавтов-испытателей и обслуживающего персонала в различные «суровые места», о пребывании в которых и пойдет сейчас речь. Все началось с Заполярного круга.

Воркута

Наиболее важная «верхняя одежда» НАЗа, включавшая теплозащитные костюмы (ТЗК), испытывалась и улучшалась в реальных условиях Севера. Для этого была собрана большая команда из сотрудников отдела Поисково-спасательной службы ЦПК, специалистов КБ «Звезда», группы медиков из медицинского отдела ЦПК, медработников Института медико-биологических проблем (ИМБП) и Института авиационной медицины (ИАМ), специалистов по автотехнике завода «ЗИЛ», и испытателей НПО «Энергия». Имелся ряд представителей из других смежных организаций, в том числе и работники из «Союзнаучфильма». «Основными действующими лицами», которые должны были опробовать на себе элементы НАЗа, являлись несколько космонавтов-испытателей отряда космонавтов ЦПК и сотрудники РКК «Энергия». Экспедицию возглавляли начальник Отдела поисково-спасательной службы ЦПК Давыдов И.В. и его боевой заместитель Тимофеев Ю.П. Личный состав и космический корабль в Воркуту отправили самолетами ЦПК, а остальное оборудование — по железной дороге. В состав использовавшихся при испытаниях транспортных средств входила различная внедорожная техника. В том числе была поисковая эвакуационная установка (ПЭУ), которая имела шесть колес размером с задний баллон трактора «Беларусь» и потому могла свободно передвигаться по глубокому снегу.

Когда мы на самолете добрались до северных широт, стоял погожий солнечный февральский день 1974 года. Однако горн-зонт над тундрой практически никак не просматривался — белая снежная поверхность земли переходила в такое же белесое небо. «Столица полярного края» Воркута появилась под крылом самолета неожиданным темным пятном на бесконечном белоснежном просторе. Экологически загрязненное пространство образовывали черный дым из труб котельных и угольная пыль, поступавшая из разбросанных вокруг города многочисленных шахт.

Пилоты без проблем приземлили наш грузопассажирский лайнер в воркутинском аэропорту. Радушные хозяева поселили нас в приготовленных удобных квартирах гостиничного типа. Космонавтов-испытателей устроили в отдельных комнатах, а остальным командировочным выделили помещения попроще.

Наша исследовательская работа началась практически сразу, без адаптации к местным условиям, что соответствовало неожиданному условному приземлению экипажа космонавтов в данном суровом краю. Некоторое время потребовалось лишь для подготовки оборудования.

Первый эксперимент с участием двух космонавтов-испытателей, Алексеева В.Б. и Порваткина Н.С., начался на краю ледового аэродрома во второй половине дня, когда солнца на небе уже не было, а температура приближалась к минус 50 градусам (минимум составил — 51,7 градуса по Цельсию) при ветре 17 метров в секунду. Погода к ночи становилась, что называется, лютой, с сильной пургой. Местные старожилы так и говорили: «Стужа злее на ночь». В такую пору даже собаки сидели дома.

Космический корабль прогрели внутри, будто бы он только что спустился с орбиты и лежал в глубоком снегу на боку, то есть в таком положении, которое он обычно занимал после реального приземления. Космонавты-испытатели с укрепленными на туловище медицинскими поясами были одеты (как во время реального полета) в скафандры «Сокол». К месту испытаний нас доставили в теплом салоне поисковой эвакуационной установки (ПЭУ). Полярный вездеход, свободно передвигаясь по глубокому снегу, подошел к кораблю. Мы, испытатели, быстро выскочили из машины, подбежали к «космическому объекту», открыли люк и заняли свои места внутри, будто бы в таком состоянии оказались сразу после приземления. Из этого исходного положения «приземлившиеся» космонавты, находясь еще в скафандрах, вышли на мороз и, насколько возможно быстро, проделали работу по сооружению укрытия. С этой целью мы разрезали купол основного парашюта и частью его накрыли корабль от ветра. Оставшуюся часть забрали с собой внутрь корабля для собственного утепления. После захода в помещение, закрыли люк и разместились, как смогли: на наклоненной приборной доске и на всяких выступающих частях внутреннего интерьера. Воспользоваться креслами не представлялось возможным, поскольку из-за лежачего положения космического корабля они находились над головами. Сначала внутри было относительно тепло и светло — горела дежурная лампочка от аккумулятора. В соответствии с заданием в этой тесноте надо было снять скафандр, достать из НАЗа теплозащитные костюмы и надеть их. При выполнении этой, в общем-то, несложной работы мы вдруг почувствовали, что у нас пальцы рук перестали слушаться: они были какими-то деревянными, даже фарфоровыми, совсем твердыми, не гнулись и страшно болели. Оказалось, пока мы в скафандрах и прикрепленных к ним перчатках были снаружи на сильном холоде, руки у нас попросту успели замерзнуть. Надо было срочно спасать пострадавшие части тела. Мы начали энергично тереть ладони и пальцы, стучать ими по коленям, по-всякому разминать. Эти наши действия сопровождались адской болью, как будто под ногти загоняли занозы. Впоследствии, после возвращения домой, пальцы распухли, а кожа с них вместе с ногтями слезла. Правда, потом внешний вид рук восстановился, вот только пальцы отныне не стали терпеть пониженную температуру: даже при 5—6 градусах тепла они стынут и немеют, вследствие чего приходится надевать перчатки. К сожалению, это теперь — на всю оставшуюся жизнь.

Но вернемся к нашему эксперименту. В полной темноте (лампочка через какое-то время погасла, поскольку разрядился или замерз аккумулятор) и в страшной тесноте мы оделись наконец, в теплозащитные костюмы НАЗа. Затем из взятого с собой куска парашюта кое-как соорудили подобие многослойного одеяла, завернулись в него и стали ждать, что будет с нами дальше. Сидеть было крайне неудобно, так как разместиться пришлось нам друг над другом. Из-за весьма стесненных условий при выполнении необходимых телодвижений штаны верхней одежды у нас съехали вниз, куртки поползли вверх, в результате чего оголилась поясница, что свидетельствовало о серьезном недостатке теплозащитной одежды. Моча в грелке, куда мы отправляли ее в начале нашей «отсидки», успела замерзнуть. Надо сказать, что холод довольно интенсивно выжимал жидкость из организма и эта мягкая, «чисто мужская» емкость была для нас крайне необходима — иначе пришлось бы выбегать на мороз. Наша героическая борьба со всепроникающим холодом настойчиво продолжалась. Однако уже не помогали нам ни упражнения с подтягиванием на руках и отталкиванием, ни постукивания ногами и пятками по твердым поверхностям интерьера. Дыхание наше становилось редким и глубоким — не хватало кислорода, в замкнутом пространстве чувствовался избыток углекислоты, которую в условиях холода организм выделяет более интенсивно. Приходилось периодически открывать люк и стравливать «пришедший в негодность» воздух, впуская внутрь кислород вместе с жутким холодом. Начали необратимо стынуть ноги, руки, все тело. Наше состояние приближалось к тому порогу, когда стало уже лень двигаться, неудержимо клонило ко сну. Мы слышали, как к космическому кораблю периодически подходили врачи сопровождения и подключали свою аппаратуру к внешнему разъему выхода проводов наших температурных и прочих наклеенных на все тело датчиков, чтобы получить информацию о нашем состоянии. В последний из таких подходов они приняли решение прекратить эксперимент и попросили нас выйти из корабля.

Оказалось, что мы пробыли внутри «приземлившегося космического объекта» почти 12,5 часа вместо 24 часов по программе. В одном из документов, подписанных генеральным конструктором НПО «Энергия», оптимистично говорилось, что в данной теплозащитной одежде при температуре окружающей среды минус 50 градусов испытатели смогут продержаться целые сутки. Примерно такой же по времени «отсидки» результат получился потом и у других испытателей, следовавших за нами.

Выйти из корабля самостоятельно мы не могли, и нас вытащили наружу в таком «застывшем» положении, в каком мы сидели внутри объекта. Почти бездыханные тела космонавтов-испытателей перенесли для предварительного обследования в поисковую эвакуационную установку ПЭУ, которая затем доставила нас в медлабораторию для окончательного снятия параметров нашего состояния. Помню, как после завершения всех замеров наш врач Шепарнев В.А. предложил нам на выбор выпить один из трех налитых до краев стаканов: с водкой, с разбавленным спиртом и с чистым спиртом. Лично я выбрал водку и выпил какую-то часть прохладной жидкости из стакана. Приятное тепло сразу же разлилось по всему телу, и я ожил. Далее пошли в ход «восстановительные мероприятия». Нас повезли в одну из шахтерских бань, где уже была прогрета парная и накрыт ужин (вполне может быть, что это был завтрак). В результате основательного прогрева в наши переохлажденные организмы окончательно пришло тепло. Володя Алексеев расхрабрился и выскочил голяком на снег. Вернулся он с окровавленной спиной. Оказалось, что смельчак, повалявшись на сугробе, сильно поцарапался — лежалый снег в тундре превращается в острые кристаллы, наподобие битого стекла.

Да, условия существования в студеном Заполярье действительно являются крайне суровыми. Нам рассказывали, что зимой здесь большой проблемой является выкопать могилу для умершего. Промерзшую землю рвут шахтерскими взрывными пакетами, но могилы получаются неглубокими. В результате весной, когда под круглосуточно светящим солнцем все вокруг тает и кладбище покрывается водой, некоторые гробы, мелко закопанные, всплывают и передвигаются, словно лодки, по отведенной для захоронений территории.

По результатам экспериментов, нашего и других испытателей, руководством экспедиции был сделан вывод о том, что имеющиеся теплозащитные костюмы неприемлемы для использования в качестве одежды для космонавтов при воздействии низких температур. Пришлось сделать паузу в наших испытаниях, чтобы возобновить работу вновь только после изготовления такой спецодежды, которая была бы более удобной, легкой и теплой. Основываясь на наших рекомендациях, специалисты КБ «Звезда» создали единый комбинезон на синтепоне с мягкой утепленной обувью, курткой с капюшоном и рукавицами с прорезями, пришитыми к рукавам. К этому прилагалась вязаная шерстяная шапка, закрывавшая всю голову и лицо по самые глаза.

В последующие зимы снова в районе Воркуты мы провели испытания подготовленной одежды. В нашей работе принял участие представитель КБ, создавшего эту экипировку, Драй Н.И., очень толковый и умный специалист. Оказалось, что в таком «северном костюмчике» мы в течение трех суток спокойно могли гулять по открытой местности или лежать в снегу. Совершенно не замерзали и в тех случаях, когда, надев комбинезон и подстелив под себя лишь снятый скафандр, отсиживались в укрытии в виде пещеры или и эскимосском иглу, построенном из снежных блоков.

В результате мы полностью одобрили эту прекрасную одежду и тем самым открыли ей широкую дорогу для использования в штатном оборудовании транспортных кораблей. В такой экипировке в 1985 году космонавты Джанибеков В.А. и Савиных В.П. реанимировали покинутую и замерзшую станцию «Салют-7». В подобной же одежде теперь проводятся все ознакомительные тренировки на выживание зимой экипажей, готовящихся к очередным полетам на космические станции.

По нашей рекомендации в составе НАЗа заменили и стрелковое оружие: вместо пистолета ПМ в упаковку стали укладывать разборное ружье тульского производства, ТП-82, с тремя стволами - одно нарезное для стрельбы пулями и два гладких для ружейных патронов и мелких сигнальных ракет. Такое ружье было подарено генеральному секретарю ЦК КПСС Брежневу Л.И., который дал ему высокую оценку, охотясь в своем излюбленном месте в Завидове.

При всех испытаниях нам рекомендовали придерживаться неукоснительного правила — не уходить далеко от корабля, так как его форма, цвет и лежащий рядом парашют достаточно хорошо демаскируют место приземления, что в значительной степени помогает поисковой группе быстрее обнаружить экипаж. В поддержку этого утверждения приведу случай, который произошел до нас здесь, в Воркуте. Вблизи аэродрома зимой в метель сел на вынужденную военный вертолет. Экипаж вместо того, чтобы остаться внутри хорошо заметного издали фюзеляжа или рядом с ним, покинул винтокрылую машину и пошел, как ему казалось, в сторону аэродрома. Спасателями вертолет был найден довольно быстро, а вот тела членов экипажа, засыпанные снегом, обнаружили только через несколько дней и в разных местах.

В дни отдыха от нашей напряженной и суровой работы «хозяева тундры» устраивали нам различные «культурные развлечения». Хочется привести эпизод, связанный с охотой на полярных куропаток. Этих северных птиц зимует здесь огромное множество. Местный летный состав довольно часто устраивает охоту на них. Однажды я напросился на такое мероприятие. Мне сказали, что надо дождаться повышения температуры хотя бы до минус 35 градусов, а то гарантировано обморожение. И вот наступил день, вернее, настала ночь охоты. Мы оделись во все теплое летное обмундирование и вооружились ружьями с зарядами, рассчитанными на стрельбу по куропаткам. В качестве транспортного средства снарядили два гусеничных тягача средних, которые здесь называли гэтээсками. Грузовой отсек каждого тягача был накрыт специальным кузовом из толстой фанеры, в верхней части которого имелся люк.

Полярные куропатки — совершенно белые, под цвет окружающего ландшафта. Когда эти птицы зарываются в снег, как в укрытие, то их выдают только черные точки носа и глаз. Если куропатка смотрит прямо на вас, то таких точек на снежном поле будет три — это ее нос и два глаза. Если же голова птицы повернута в сторону, то точек будет только две (нос и один глаз). Это обстоятельство необходимо учитывать при охоте.

В тот раз была темная, редкая для этих широт безоблачная ночь со звездами. Вдруг все небо стало озарять сказочное полярное сияние. Оно было в виде то спускавшихся с небес до горизонта струящихся и колеблющихся штор, то представляло собой светящееся покрывало, волна по которому быстро перемещалась с одной стороны горизонта к противоположной. Звезд за этим достаточно ярким сиянием практически не было видно. Зрелище являлось воистину редкостным и незабываемо величественным. Распуганные нами куропатки стаями взлетали в лучах прожекторной фары, которой управлял мой напарник, и затем уносились в стороны. Мы пару раз бабахнули из наших ружей, но найти убитую дичь оказалось достаточно сложно. Одну подстреленную птицу я увидел недалеко от вездехода. Но, чтобы достать ее, мне пришлось спрыгнуть с машины — и тут же окунуться в снег до самой головы. Дело в том, что куропатки прячутся в зарослях небольших кустов, а там снег лежит рыхлый, и потому человека его покров не держит. Мой напарник вытащил меня вместе с добычей на борт тягача. Получив наглядный опыт, я не стал больше стрелять по летавшим стаям птиц, а высматривал в лучах фары черные точки и бил наверняка. Охотничьих трофеев добыли мы довольно много, десятка три тушек. Несколько подаренных мне куропаток я привез потом домой. Дети ели мясо северных птиц с большим удовольствием и с озорством, прицельно плевались попадавшейся на зуб дробью.

В процессе этой охоты встречались нам и зайцы. Я в них не стрелял, поскольку мне жалко было убивать это беззащитное животное, у которого единственным способом защиты является стремительный бег. Правда, столь глупое длинноухое создание само напрашивалось на мушку ружья: сидело в луче фары и не знало, как ему спастись от ослепительного света. После меткого выстрела заяц подпрыгивал высоко вверх или в сторону и падал замертво. Но все это показалось мне неинтересным. «Быстроногих обитателей тундры» мои охотники взяли штук пять или шесть.

А вот по следу песца мы ехали довольно долго, но не догнали. Мне рассказали, что к настоящему времени этих зверьков стало значительно меньше. Многих красавцев уже успели варварски истребить местные охотники за пушниной, догоняя днем по следу на вездеходе. От снежного мотоцикла песец убежать был не в состоянии. В результате столь интенсивной охоты практически все женщины Воркуты носили песцовые шапки с такими же воротниками. На рынке эти вещи, хорошо выделанные, свободно продавались и стоили не так дорого. Сезон добычи песца бывает только зимой, так как весной он начинает менять свое меховое одеяние и превращаться на вид в невзрачную дворовую собаку. Такой мех никому не нужен. Кстати, именно из шкуры несчастных дворовых собак на Севере шьют вполне приличные унты. Я как-то спросил командира летной базы Лысака Д.А., почему у них по аэродрому бегает пес, наполовину стриженный? Дмитрий Антонович ответил, что это сделано с той целью, чтобы «облезлого» пса не убили прапорщики и не сделали бы из его шкуры унты. Отмечу еще, что практически все женщины «на северах» ходят в пимах — это такие сапожки из кожи оленьих ножек. Делают эту обувь местные умельцы. Я как-то привез домой две пары пимок, но ни жена, ни дочка носить их не стали, так как подошвы, подбитые войлоком, быстро намокали на влажном снегу, особенно у входа в метро или в здание. А в Воркуте другая картина — там везде мороз.

От «лирического отступления» вернусь к охоте. После двух часов непрерывной погони две гэтээски соединились на отдых. В кузове одной из них собрались все участники этого мероприятия. Ребята достали свои запасы, разлили по чаркам огненно холодную водку, и мы все выпили за успех проделанной работы и еще предстоявшей. Закусили хлебом и салом, нарезанными маленькими дольками, как готовят для космонавтов. Эта нарезка делается дома по теплу, так как на морозе работать ножом немыслимо — все леденеет и превращается и камень. Надо сказать, что такой, показавшейся мне удивительно вкусной, водки я никогда не принимал ни до этого дня, ни после. Приятное тепло растеклось по всему телу. Стало отменно хорошо.

Да, кстати, с водкой у нас в Воркуте произошел как-то забавный случай. Одно время мы жили в 4-комнатной квартире. У Алексеева В.Б., Дедкова А.И. и у меня было по персональной комнате, а в самой большой помещался наш шеф Давыдов И.В. К вечеру мы ждали гостей, потому я выставил бутылки с водкой на подоконник в кухне и приоткрыл немного нижнюю деревянную форточку. Когда гости пришли, мы принесли с окна бутылки и попытались наполнить стопки, но водка не лилась. Оказалось, что «огненная жидкость» настолько остыла, что превратилась в густую массу наподобие сметаны. Пришлось силой вытряхивать содержимое из бутылок — ведь ужин надо было как-то начинать! Но «мороженая водка» все равно пошла хорошо, даже никто не простудился.

В один из выходных дней местное руководство устроило нам экскурсию в глубокую шахту около поселка Юн-Яга (Светлый Ручеек). Перед погружением нас экипировали по всем правилам шахтерского дела в рабочие костюмы с касками и фонарями. На быстроходном лифте в виде клети нас спустили на самое дно выработки, где по рельсам бегали вагонетки с углем. Здесь мы сели в пустой вагончик и помчались к самому началу забоя, где комбайн вгрызался в пласты угля. «Космическая братия» посмотрела, как шахтеры в кромешной пыли делали свою работу, как подводили крепеж к потолочным глыбам, чтоб они не попадали. Надо сказать, что новичков обстановка в штреках забоя весьма впечатляет, особенно если представить себе, что находишься под землей на километровой глубине и кругом подстерегает смертельная опасность. (Правда, по части опасности условия в космосе не слишком отличаются от подземных.) Экскурсия закончилась поднятием нас обратно на поверхность, помывкой под душем с прогревом в парной и традиционным шахтерским обедом. Мы были очень довольны посещением угольной «преисподней» и тем теплым приемом, который устроили нам покорители недр. Своими глазами увидели мы, с каким напряжением сил трудились угледобытчики на неимоверной глубине, постоянно подвергая себя серьезному риску. Да, за черный уголек, решили мы, надо платить хорошие деньги, ибо не так-то просто выдавать его на-гора.

Горный массив Мин-Куш

Еще одним опытом по использованию всей совокупности предметов, входивших в комплект НАЗа, явился выезд группы исследователей летом 1974 года в местечко Мин-Куш горного массива Тянь-Шань. В состав этой группы входили начальник отдела поисково-спасательной службы (ПСС) полковник Давыдов И.В. (старший группы), его заместитель, подполковник Тимофеев Ю.П. и космонавты-испытатели, инженеры-подполковники Алексеев В.Б. и Порваткин Н.С. Дорога в этот дальний край была нам достаточно знакома по прежней командировке, 1968 года. Как и в прошлый раз, сначала мы летели на самолете до столицы Киргизии, города Фрунзе, а потом на взятом нами напрокат маленьком автобусе миновали столь запомнившийся по прежним испытаниям перевал Туя-Ашу и через трехкилометровый тоннель спустились в Сусамырскую долину, где и добрались до небольшого городка под названием Мин-Куш. Правда, почти на всем пути следования движению нашего автобуса постоянно мешали перегонявшиеся бесчисленные отары овец, забивавшие плотной живой массой практически всю неширокую горную дорогу. Овец перегоняли с выжженных жарким солнцем равнинных пастбищ на зеленые луга Сусамырской долины. Чтобы обеспечить проезд автомобиля, нам приходилось порой либо разгонять этот постоянно блеявший «шерстяной поток», в чем нам помогали сопровождавшие своих подопечных сторожевые собаки, либо терпеливо тащиться за огромным стадом, перемещавшимся неторопливой трусцой. Проезжая знакомые места с навязанной нам малой скоростью, мы с Володей Алексеевым с удовольствием предавались воспоминаниям о нашем первом пребывании в этих краях, семь лет назад в составе группы космонавтов набора 1967 года. Особенно долгим для нашего транспорта оказался проезд тоннеля. Ехать через этот узкий искусственный проход в скале стало возможно только после того, как предыдущая партия овец вышла из тоннеля на противоположной стороне, а очередная отара была задержана чабанами у входа. В противном случае мы (прошедшие столько испытаний и проб!) могли бы запросто задохнуться от крутого овечьего запаха, наполнившего ограниченный и не проветриваемый объем трехкилометровой бетонной «кишки».

Несмотря на затянувшееся путешествие, до места назначения добрались вполне благополучно. Здесь нас встретила бригада испытателей из московского Института авиационной медицины, сотрудники которого совершали, как нам стало известно, довольно рискованные трехсуточные переходы по горам совершенно без пищи. Городок, в котором нас разместили, был построен и заселен в то время, когда в этих местах нашли урановую руду и организовали ее добычу. Вот в связи с чем сюда вела хорошая дорога и дома для рабочих стояли добротные и со всеми удобствами. Однако, как говорили старожилы, это производство оказалось очень дорогим, и потому его закрыли, когда нашли такую же руду поближе к транспортным коммуникациям. К рассказам о былых временах непременно добавлялись страшилки о том, что первыми в урановую шахту опускали заключенных, осужденных к расстрелу. Последнее десятилетие руду здесь уже не добывали, и шахты были попросту замурованы. Осевшую в обжитых местах рабочую силу из вольнонаемных пришлось занять на выращивании искусственных рубинов и изготовлении цветных грифелей для карандашей. Нам потом показали полный процесс изготовления этих изделий. Всю продукцию отправляли в Ленинград, и там ее доводили до коммерческого вида.

Основная цель нашего пребывания в местечке Мин-Куш, получившем свое название от одноименного горного кряжа, заключалась в выработке практических рекомендаций по выживанию экипажа космонавтов в случае посадки его в подобной горной местности. Прежде всего мы должны были решить задачу по методу выбора для временного лагеря открытого места, безопасного от возникновения камнепадов и снежных лавин, которое при этом облегчало бы проблему обнаружения приземлившегося экипажа воздушными средствами поисковых групп. Одновременно нам требовалось дать практические предложения по использованию подручных материалов и рельефа местности для построения укрытия от непогоды. При испытании технических средств, входивших в комплект НАЗа, следовало, во-первых, проверить видимость зажженных «терпящими бедствие» сигнальных огней на различных дальностях как днем, так и ночью. Во-вторых, испытателям поручалось уточнить возможный радиус действия радиостанции «Прибой» в режиме переговоров и в режиме маяка, с определением типа помех, мешавших ее работе. С таким же заданном мы потом выезжали в горы Тянь-Шаня близ озера Иссык-Куль (летом) и под Алма-Атой (зимой и летом), о чем я расскажу чуть позже.

С началом практической работы и горах мы расположили свой временный лагерь на довольно удобном открытом месте, на высоте около 3000 метров. В течение нескольких дней на месте стоянки проверили и испытали практически весь набор сигнальных средств НАЗа. Все устройства действовали надежно. Затем наша группа разделилась на два экипажа: в один вошли Давыдов и Порваткин, а во второй — Алексеев и Тимофеев. Заданием предусматривалось одному из экипажей выполнить подъем на ближайшую гору, где произвести необходимые действия для проверки возможностей светосигнальных средств и коротковолновой радиостанции. В поход отправился экипаж Давыдова, а Алексеев с Тимофеевым остались на базе. Поднимались мы по травянистому склону ближайшей горы, держа направление строго на юг. Гора эта была относительно небольшая и всего на 1000 метров возвышалась над нашим лагерем (а в целом ее вершина находилась в четырех километрах относительно уровня моря). По всему пути следования мы постоянно держали связь с оставшейся группой с помощью радиостанции и сигнальных огневых средств, всякий раз получая в ответ подтверждения от нашей базовой группы. Однако визуальное наблюдение и связь с базой сразу же прекратились, как только мы зашли за гору: контролерам не стало видно запускавшихся нами ракет, а также пропала слышимость наших запросов по радио. Мы наглядно убедились, что всякая связь прекращалась на больших дальностях и при отсутствии прямой видимости. Пока мы экспериментировали, на нас навалилась огромная туча с ветром и снегом. Кругом все потемнело. Пронесшийся вихрь мгновенно покрыл гору толстым слоем снега. В это время снизу нас вызвал на связь Алексеев и сказал, что во время пуска одной из ракет произошел взрыв, которым Тимофееву обожгло все пальцы и ладонь левой руки. Оказалось, что Юрий Павлович нарушил свою же собственную инструкцию, поскольку взял картонную тубу с ракетой голой рукой, не надев предварительно перчатки. После неприятного происшествия над ним стали трудиться доктора из расположенного рядом лагеря представителей Института авиационной медицины. С учетом погодных условий нам посоветовали срочно спускаться вниз. Правда, к этому времени туча ушла, но оставила после себя глубокий снег, покрывший всю окрестность. Идти на ногах с горы не представлялось никакой возможности, а потому мы просто катились вниз на «пятой точке». Спуск неожиданно осложнился тем, что у Давыдова судорогой свело ногу. Неимоверная боль мешала ему двигаться, и я, как мог, тянул его вниз. А это оказалось совсем не просто, так как в богатыре было более 100 килограммов веса, а во мне — всего лишь 62. Когда мы вернулись в лагерь, Тимофеева здесь уже не было — его увезли в поликлинику городка, где местный толковый хирург сделал ему все необходимое. Юрий Павлович долго потом дома носил эту руку на перевязи и постоянно ее разрабатывал. К счастью, полученная по собственной неосторожности травма не помешала заместителю начальника поисково-спасательной службы принять активное участие во всех наших последующих испытаниях.

Еще одно небольшое происшествие случилось тогда и со мной. В один из дней, к вечеру, мы снова разделились на два экипажа, только на сей раз Давыдов был с Тимофеевым, а я — с Алексеевым. Надо было проверить, на каком удалении ночью виден горящий факел сигнального средства. Для этого первый экипаж ушел за городок, на какую-то возвышенность, чтобы с нее визуально наблюдать за тем местом, где остался наш экипаж. Мы должны были, когда стемнеет, по их команде, переданной по радио, зажечь факел. Точно так мы и сделали. Я держал горевший факел на вытянутой руке (как и требовалось по инструкции), но в это время на меня неожиданно дунул ветерок. В результате вылетевший из пламени факела кусок горящего пороха сел прямехонько мне на голову. Волосы мои мгновенно загорелись, обожгло и кожу вокруг. Правда, я сумел-таки быстро смахнуть рукой этот «костер», и пламя погасло, но все равно на макушке потом образовалась приличная плешь, посреди которой красовался волдырь. Ко времени возвращения домой, рана моя затянулась, волосы подросли и «дефекта» почти не стало видно, тем более что у меня тогда была короткая прическа.

По тем неприятным инцидентам, которые с нами произошли, мы в отчете сделали свои замечания, чтобы подобное не могло случиться при пользовании сигнальными средствами в реальных условиях.

Иссык-Куль

ДЛЯ продолжения испытаний оборудования носимого аварийного запаса летом 1976 года огромной бригадой с космической и наземной техникой мы высадились на территории военного санатория в районе местечка Тамга, близ озера Иссык-Куль. По готовности космонавтов-испытателей, одетых в космические скафандры, на автотехнике, предоставленной нам пограничниками, вывезли в горы Барскаунского ущелья. В эксперимент пошли два экипажа: первый составляли летчик-космонавт Сарафанов Г.В. с Хлудеевым Е.Н., второй — Алексеев В.Б. с Порваткиным Н.С. На место условной «посадки космического аппарата» нас доставили поздновато, примерно за час до темноты. Местность вокруг оказалась абсолютно голой — просматривались только травка, выщипанная отарами овец до земли, да валуны камней различного размера. По условиям эксперимента мы должны были устроить ночлег вне корабля. Для выполнения этого задания мы сняли скафандры и переоделись в более удобную для работы на земле одежду из НАЗа. Наше «верхнее платье» представляло собой в то время обычный тренировочный шерстяной костюм — отдельно куртка и брюки (напомню, что после испытаний в условиях Воркуты эта одежда нами была забракована и заменена на теплый и удобный комбинезон на синтепоне). Соорудить какое-либо укрытие на выбранном для нас месте, а тем более разжечь костер не представлялось никакой возможности. Надо было что-то придумать. Спасла смекалка Алексеева, мастера спорта по альпинизму, продолжавшего в то время заниматься покорением горных вершин. Мы по его совету связали несколько строп парашюта, который в соответствии с планом посадки был придан нашему (так же как и второму) экипажу. Несколько ниже выбранного нами места стоянки, метрах в ста, под обрывом рос какой-то низкий кустарник. Пока было еще светло, Володя полез вниз и стал собирать там подходящие сухие ветки для построения укрытия и разведения костра. Все добытые им «дровяные заготовки» он привязывал к стропам и давал мне команду тянуть груз наверх. Так как стропы мы закольцевали в «бесконечную веревку», то процесс доставки веток получился непрерывным. Мы трудились до тех пор, пока позволяла что-либо видеть быстро наступавшая темнота. В горах, чем ближе они расположены к экватору, тем быстрее тьма накрывает окрестности. Все происходит неожиданно, как только солнце спрячется за близкий горизонт. Вот сейчас было еще светло, и вдруг уже сгустилась непроглядная темнота. Лишь звезды ярко засветились на небосводе.

Благодаря интенсивной работе мы успели все-таки кое-что заготовить. Из кусков купола парашюта, небольших веток и камней мы соорудили что-то похожее на палатку. В построенном «жилище» в качестве подстилки на землю мы положили ветви можжевельника, которого везде было много, а на них расстелили снятые космические скафандры. Рядом с укрытием разожгли костер, который прекрасно помог нам, когда обстановка на небе внезапно изменилась в худшую сторону: сначала пошел дождь, затем снег, а потом опять дождь. И так до самого утра.

Наши соседи из первого экипажа на месте своей условной посадки практически ничего подходящего для костра не заготовили. Продрогнув на холоде, они стали жечь сухие коровьи лепешки и капроновые стропы парашюта. Вся эта «вонючка» поползла к нам. Мы взмолились, чтобы ребята прекратили травить нас и лучше бы присоединялись «к нашему шалашу». У костра стали греться все вчетвером. В эту злую ночь никто из нас не спал. Получилось, что дежурили все вместе. По плану эксперимента мы через определенное время выходили на связь с группой поддержки, располагавшейся в несколько лучших условиях где-то внизу.

С восходом солнца, появившегося из-за ближайшей горы, все переменилось «с точностью до наоборот»: ветер утих, облака ушли, стало тепло. Когда доброе светило начало хорошо подогревать, мы сняли с себя мокрую одежду, вытащили из укрытия подстилку и стали все сушить. Настроение в обоих экипажах космонавтов-испытателей существенно повысилось. Мы с напарником значительно улучшили наши жилищные условия, перестроив палатку, и набрали побольше дров.

К полудню «киношное сопровождение» проводившихся испытаний попросило меня и Алексеева спуститься вниз, к горной речке. Здесь нам поставили задачу форсировать водную преграду с помощью подручных средств. Благодаря альпинистскому опыту моего напарника мы успешно выполнили это задание.

Но не всегда такая «спортивная» операция проходила полностью успешно. Как описал в своей книге Давыдов И.В., в другой группе космонавт-испытатель Хлудеев Е.Н., одетый в скафандр, отрабатывая элементы переправы через горный поток, сорвался в воду. Яростная стремнина чуть было не затащила его под камни, где наш товарищ мог быть здорово покалечен. Только благодаря капроновому страховочному фалу из стропы парашюта Евгения удавалось держать в таком положении, чтобы его тело не ударялось о камни, а надутый воздухом ворот скафандра предохранял от возможности захлебнуться кипящей ледяной пеной. Медленно и аккуратно спасатели подтянули попавшего в беду человека к берегу и помогли выбраться на камни. Наблюдавший эту картину киргиз пастух рассказал испытателям, что овец и лошадей, как, впрочем, и людей, попавших в подобную ситуацию, находили потом далеко внизу по течению стремительного потока, словно обглоданных в урчащей бешеной водой каменной пасти. Человека после такой «обработки» горной рекой опознать не удавалось [1].

В соответствии с планом наша «отсидка» в горах продолжалась три дня. За это время мы с Алексеевым потеряли в весе по четыре килограмма. Такое похудание было весьма существенным. Произошло оно, видимо, по той причине, что мы мало пили воду и практически ничего не съели из выданной нам «космической пищи», которую приберегали «для подарка».

Для обоих экипажей таких заходов на «посадку космического аппарата в горных условиях» было еще два. После каждого эксперимента нам полагался трехдневный отдых. Так как мы «дислоцировались» на территории санатория Министерства обороны, то свободное время проводили прекрасно. Великолепное озеро находилось на небольшом удалении от жилых корпусов, и до пляжа можно было с удовольствием прогуляться сначала по необычной для этих мест рукотворной тенистой аллее, обсаженной высоченными тополями, потом по асфальтовой дороге по-над берегом — всего два с половиной километра. Вода в огромном водоеме на вкус была вроде бы чуть присоленная и — совершенно прозрачная: плывешь на весельной лодке (моторные плавсредства здесь запрещены) и практически все время видишь дно. Оно просматривается на глубину до ста метров. Сохранить природу в такой первозданной чистоте во многом помогало и то, что в эту заповедную зону не пропускался тогда личный автотранспорт— специальный кордон останавливал всех «частников» у начала озера в городе Рыбачий.

Алма-Ата

Полученный нами опыт пребывания в горах в районе озера Иссык-Куль пригодился потом, при испытаниях этого же лагерного снаряжения НАЗа летом и особенно зимой 1975 года в горах Тянь-Шаня, близ города Алма-Ата. Особенно запомнился мне зимний эксперимент. На такое испытание пошли по той причине, что летние условия в горах показались нашим руководителям из поисково-спасательной службы слишком комфортными: холод недостаточно лютый, легко набрать дрова для обогрева, да и можно выкопать какие-нибудь съедобные корешки для пропитания.

И вот теперь, несмотря на то что по отношению к родной столице, Москве, мы находились в данном случае «на далеком юге», зимой в горах «близость к экватору» никак не ощущалась. Испытания начались при сильном ветре и 30-градусном морозе. На точку условной «посадки космического аппарата» нас доставили в теплом транспортном средстве, в котором мы успели переодеться в надежные комбинезоны, уже испытанные нами в полярных широтах, и в гидрокостюмы «Форель». По программе эксперимента мы должны были провести здесь трое суток «вне корабля», находя способы укрытия от холода и непогоды с использованием рельефа местности и собственной смекалки. Теперь наш экипаж состоял из трех человек: космонавта-испытателя Порваткина Н.С. (командир экипажа), сотрудника поисково-спасательной службы Козлова А.Н. и врача ПСС (будущего доктора медицинских наук, профессора) Шустова Е.Б. Навьюченные кусками парашюта, бортовыми скафандрами «Сокол» и комплектом еще старого теплозащитного костюма мы от бросившего нас вездехода поплелись, утопая в глубоком снегу, на место, выбранное нами как лавинобезопасное. Изрядно потрудившись, вырыли в закрытом от ветра закутке снеговую пещеру, разместились в ней всем экипажем и достойно провели здесь запланированные трое суток. «Почти как на курорте», организовали себе трехразовое питание с подогревом пищи и воды в металлической коробке из-под аптечки, размещавшейся над пламенем от подпаленных таблеток сухого спирта. Развести костер не представилось возможным, так как в глубоком снегу ничего горючего поблизости не обнаружили. По ходу дела перепробовали практически все средства НАЗа, которые необходимы в зимний период пребывания в горах. В процессе эксперимента в определенное время суток выходили на связь с группой поддержки, оставшейся в промежуточном лагере. Во время этих переговоров докладывали о своем самочувствии и о проделанной нами работе.

После завершения всех подобных испытаний в горах начальник отдела поисково-спасательной службы, наш мудрейший Давыдов И.В. поучал очередной, готовившийся к полету в космос экипаж, чтоб при сходе с орбиты они садились на Землю, куда угодно, но только не в горы. Хорошо, если бы всегда получалось так. В предыдущей главе я рассказывал о том, как поддерживал связь с экипажем Лазарева В.Г. и Макарова О.Г., приземлившихся в аварийной ситуации в Тянь-Шане.

Как всегда, наше серьезное дело не обошлось без курьезов. На время проведения эксперимента всю нашу бригаду испытателей разместили в гостинице горнолыжников. Как-то наши фотографы захотели запечатлеть великолепную зимнюю панораму гор сверху на закате дня. Для этого они попросили включить им подъемник. На креслах канатки втроем поднялись до самой конечной станции. Отсюда, с высоты успешно произвели съемку. Решили спускаться вниз, но оказалось, что к этому времени подъемник был уже выключен. Телефон, имевшийся на верхней станции, молчал, как они его ни крутили. Уже темнело, в связи с чем одному из фотомастеров, наиболее шустрому, пришлось отправиться вниз пешком, чтоб обеспечить включение подъемника для эвакуации оставшихся наверху двух своих «немощных» коллег и съемочной аппаратуры. Когда посланец добрался до базы и поинтересовался у работника канатки, зачем тот выключил механизм, то «командир канатно-кресельной дороги» даже не удивился, заявив, что их «фаникулер», работает, как правило, только на подъем лыжников, а вниз они скатываются сами. Но тут был совершенно иной случай. Пришлось вновь включить электропитание, после чего на креслах канатки вконец замерзшие бедолаги со всей своей фотоаппаратурой благополучно спустились вниз. Потом они долго отогревались с помощью спиртного и горячего чая.

С представителями искусств, одним из важнейшим среди которых для нас является кино, всегда приходилось «держать ухо востро». Вот какой неприятный случай произошел тогда с моим участием. Во время очередной нашей «отсидки» с киношным сопровождением ко мне подошел оператор Крылов И.Н. и попросил дать ему запустить ракету с парашютом. Я передал ему одну упаковку и показал, что надо ее держать выходным отверстием вверх. Однако во время выдергивания шнура растяпа наклонил ракетницу в мою сторону и произвел пуск. Вылетевший горящий снаряд пронесся буквально в нескольких сантиметрах от моей головы и тут же врезался в находившуюся позади нас скалу, рассыпавшись мелкими огненными брызгами. Видимо, каждый должен заниматься своим делом...

Но главное происшествие с этими «отважными ребятами» случилось потом. Как-то в горах на значительной высоте мы заметили большой козырек свисавшего снега. Опытному глазу сразу было видно, что это образовалась «мина замедленного действия» очередной лавины. Наши киношники загорелись страстным желанием заснять снежный обвал в движении. Для этого они договорились с местными гляциологами, чтобы те стрельнули из имевшейся у них пушки по нависавшему козырьку. Увлеченные операторы расставили свою видеотехнику так, чтобы отследить весь процесс схода лавины. Наша группа испытателей со стороны наблюдала за этим опасным делом.

Вот пушка выстрелила, и лавина, набирая скорость, понеслась вниз, да так, что наши киношники оказались как раз на ее пути. Надо было видеть, как они резво прыснули в разные стороны, бросив всю свою любимую аппаратуру! Находясь уже дома, мы просматривали записи, наглядно демонстрировавшие, как набежавшая снежная волна накрыла видеотехнику и похоронила ее под большим сугробом. Картина получилась редкостная и впечатляющая. Поскольку аппаратура была весьма дорогой, нам пришлось потом долго ее откапывать из-под снежного завала. Хорошо, что это мероприятие обошлось без более серьезных неприятностей.

Феодосия

В Крыму, в районе порта Феодосия, мы отрабатывали задачу покидания экипажем транспортного космического корабля после его посадки на воду. При этом проводились также испытания гидрокостюма «Форель» и элементов НЛЗа. В соответствии с программой космический корабль вместе с находившимися в нем космонавтами-испытателями вывозился на судне и открытое море и там опускался на воду краном. Для того чтобы КК сразу не затонул, к нему с боков подводился надувной тор.

На этот раз я вместе с Бурдаевым М.Н. входил в последний, третий экипаж из нашей группы. Вся наша бригада, которую возглавлял летчик-космонавт Горбатко В.В., долго «ждала у моря» подходящей для нашей работы погоды, но она так и не наступила. Пришлось начать испытания при волнении моря более трех баллов, а нам нужно было — от полного штиля до 2,5 балла.

В соответствии с заданием внутри плававшего на волнах космического корабля нам надо было снять скафандры и надеть гидрокостюмы, а затем открыть люк и покинуть нашего «пришельца из космоса». Пока мы возились с переодеванием и готовились к прыжку в воду, морская качка сказалась на нашем самочувствии по полной программе, да к этому добавились еще кувыркания не слишком приспособленного к плаванию на волнах КК. Тошнота от так называемой морской болезни остановилась где-то у самого горла. Несмотря на все неприятности, мы, находясь уже в воде, испытали согласно плану практически все радио- и огневые сигнальные средства. Потом нас с помощью лебедки вытащили из «морской пучины» и погрузили на судно.

В реальной обстановке приобретенный опыт работы на водной акватории весьма пригодился при спасении экипажа космического корабля «Союз-23» в составе Зудова В.Д. и Рождественского В.И. 16 октября 1976 года спускаемый аппарат с находившимися на его борту летчиками-космонавтами приземлился на сто двадцать километров дальше расчетной точки и оказался прямо в озере Тенгиз Казахской ССР. В добавление к имевшимся сложностям посадка произошла в ночную пору и в отвратительную погоду: как раз в этом районе бушевала сильная метель, которая вызвала волнение на озере порядка двух-трех баллов. По команде со спасательного вертолета космонавты стали готовиться «к действиям после приводнения» — в тесноте космической кабины сняли скафандры, надели гидрокостюмы. В снежной круговерти спускаемый аппарат был едва различим на поверхности воды, но из-за порывов ветра прибывшим вертолетам не удалось зависнуть «над объектом», чтобы спустить вниз спасателей. Выработав горючее, вертушки сели на берегу. Неожиданно трудное положение экипажа усугубилось еще и тем, что от замыкания в горько-соленой воде сработали контакты реле и произошло выбрасывание запасного парашюта. При этом «несанкционированном действии» спускаемый аппарат, повернувшись, занял такое положение, при котором отверстия дыхательной вентиляции ушли под воду, а выходной люк оказался почти полностью затопленным. В связи с этим самостоятельное покидание аппарата космонавтами стало невозможным, а из-за отсутствия притока воздуха у них началось кислородное голодание.

К утру погода прояснилась, но температура воздуха понизилась до двадцати градусов мороза. Бедные космонавты в своей «бочке» замерзали, а от удушья теряли сознание. В сложившейся критической обстановке начальник ПСС Давыдов И.В. принял на свой страх и риск единственно возможное решение — зацепить космический аппарат спущенным с вертолета фалом и отбуксировать его на берег. Такие пробные испытания уже проводились в районе Феодосии, и были отработаны методики по скорости буксировки, с тем чтобы напором воды не выбило выходной люк СА. Но полученные рекомендации еще не успели внести в действующие инструкции, а нарушение этих документов могло довести до суда и тюрьмы. Однако времени на раздумье и согласование вопросов не имелось — рядом погибали товарищи. Сначала с борта вертолета, прибывшего из Карагандинского спасательного отряда, спустили на воду рядом с СА водолаза-спасателя с надувной лодкой. Он закрепил за стренги парашютной системы поданный сверху толстый капроновый фал, и осторожная буксировка с малой скоростью, семь километров в час, началась. Дело осложнилось тем, что из воды неожиданно вылез и наполнился ветром огромный купол запасного парашюта, который сдерживал движение вертолета. Однако опытный пилот спасотряда Николай Кондратьев сумел преодолеть все трудности этого рискованного траления и дотащил космический аппарат до суши. Здесь выжившим в экстремальных условиях космонавтам была оказана необходимая медицинская помощь [1].

Донузлав

Следующий эксперимент в Крыму производился весной, в начале мая 1977 года в районе морской базы Донузлав. Наша бригада разместилась в Евпатории в гостинице «Украина». Мы подыгрывали тогда нашей поисковой группе в ее работе по спасению экипажа космонавтов, приводнившегося на море якобы без средств сигнализации (в «режиме молчания»). Согласно программе, дело было организовано так. В открытое море в условный квадрат размером 40 на 40 километров вывозился на торпедном катере экипаж космонавтов-испытателей, который переходил там на надувную резиновую лодку и оставался в полном одиночестве. После этого поисковый вертолет поднимался с палубы судна и направлялся в заданный квадрат, где производил облет водного пространства выбранным им самим способом — галсами или спиралью. Море в это время года было холодным, но спокойным, ласково светило солнце. Однако за все повторы этого эксперимента в течение нескольких дней поисковики ни разу так и не смогли обнаружить нашу лодку. Летчики вертолета объясняли свои промахи тем, что им постоянно мешали солнечные блики на волнах моря, даже если оно было сравнительно спокойным. А вот мы вертолет на фоне неба видели достаточно часто, но по условиям эксперимента не имели права подать им какой-либо сигнал. Только после шестичасового бесполезного поиска нам разрешалось обнаруживать себя. По прошествии этой весьма длительной «отсидки» мы подавали световой сигнал ракетами в виде оранжевого дыма (это только днем) или включали радиомаяк. Вертолет тут же разворачивался и шел прямо на нас. Следом за ним появлялось и «спасательное» судно. По прибытии корабля мы плюхались в задраенных скафандрах в воду и потом по трапу поднимались на борт. Бывали случаи, когда судно-«спасатель» оказывалось далеко, и тогда нас подбирал экипаж нашего торпедного катера и доставлял на морскую базу.

И опять расскажу про забавный случай. Как-то Володя Алексеев уже стоял в надувной лодке и курил, делая последние затяжки перед шестичасовым плаванием (без перекуров!). Я еще находился на палубе катера. Вдруг в этот момент моторист катера дал резкий газ и дым вместе с комком сажи вылетел из выхлопной трубы. По закону подлости оказалось, что выход этой трубы находился точно на уровне головы Володи. Конечно, весь выхлоп попал Алексееву прямо в лицо. Можно себе представить, что в результате получилось: физиономия космонавта-испытателя стала черной, как у шахтера, а от сигареты остался только зажатый в губах мундштук. Все, кто был на палубе и видел эту картину, просто попадали от смеха.

Другой случай был совсем не комичным: мы повстречались с морской миной времен Великой Отечественной войны. Дело было так. Утром, еще на морской базе, когда мы собирались в очередное плавание, командир торпедного катера попросил разрешения у старшего нашей группы, летчика-космонавта Демина Л.С. чуть отклониться от маршрута и проверить рыбачьи сети, которые мы видели на мелководье всякий раз, когда выходили в море. Демин свое согласие дал, предупредив, чтобы надолго не задерживались.

Катер остановился у бакена, и матросы стали потихоньку вытягивать сеть. Первым делом в ней обнаружили здоровенную камбалу, диаметром не менее полуметра. Лично я такой никогда не видел. Попался и так называемый кот, но поскольку этот обитатель моря считается ядовитым, то его выбросили обратно в воду. А камбалы ребята натаскали штук шесть. И тут случилось непредвиденное — в сетях оказалась мина, настоящая плавучая рогатая мина времен Отечественной войны. Матросы по команде командира осторожненько ослабили сети и опустили их обратно в море вместе с миной.

В связи с тем, что мы не имели права дольше задерживаться, катер на всех газах помчался к месту назначения. По окончании эксперимента, когда мы возвращались домой, командир катера доложил Демину, что командование базы приказало выгрузить на берег всю бригаду космонавтов, а самим идти на то место, где стоят сети с запутавшейся в них миной. Утром нам рассказали, что этот «подарок времен войны» вместе с сетью моряки отбуксировали подальше от берега и там подорвали.

К ужину следующего вечера повара гостиницы «Украина», в которой мы проживали, приготовили жареную камбалу. Великолепное кушанье, просто неописуемый восторг. Особенно хорошо она пошла под водочку. Рыбина была такая большая, что ее вполне хватило на всю нашу команду.

Далее…