6. КОМАНДИРОВКИ НА НИПЫ, РАБОТА В ЦУПЕ

Как отмечалось в предыдущей главе, в соответствии со стоявшими перед нами задачами по координации действий находившихся на орбите экипажей космонавты отряда достаточно часто направлялись в командировки в Центр управления полетом, находившийся в то время в Евпатории, или разъезжались по наземным измерительным пунктам в различные регионы Союза — от Камчатки до Ленинграда. Несколько позднее наши товарищи (лично мне, правда, не пришлось) попадали и на корабельные измерительные пункты (КИПы), которые стали базироваться на судах, плававших в Атлантическом океане.
Основная радио- и телевизионная связь с экипажем космического корабля велась непосредственно из ЦУПа, а региональные каналы связи использовались в качестве резервных. В регионах радиосвязь с экипажами космических кораблей осуществлялась на ультракоротких волнах (УКВ), обеспечивавших прекрасную слышимость при наличии прямой видимости орбитального объекта, и на коротких волнах (KB), имевших больший диапазон, но подверженных помехам. Канал ультракоротких волн с позывным «Заря» мог использоваться лишь непродолжительное время, всего от двух до десяти минут, в зависимости от максимальной высоты над горизонтом (от 7 градусов и выше) КК, пролетавшего в зоне прямой видимости данного НИПа. В нормальных условиях этот радиосигнал сразу передавался на ЦУП. При нахождении КК за горизонтом Земли радиосвязь осуществлялась со специальных наземных станций на коротких волнах с позывным «Весна». В аварийной обстановке при использовании любого из этих радиоканалов в качестве резервных передача информации на борт КК производилась следующим образом. Из расположенного в Евпатории Центра управления полетом по наземному кабельному каналу на соответствующий региональный наземный измерительный пункт передавался текст радиограммы. Затем представитель Центра, которым на региональной станции являлся космонавт из нашего отряда, по радиоканалу УКВ транслировал ату информацию на борт КК во время его пролета над данным НИПом. В ответ экипаж КК посылал «квитанцию» о получении им радиограммы. После этого с НИПа представлялся доклад в ЦУП о выполнении задания. В рабочие сутки таких пролетов над данным НИПом в зоне его прямой видимости могло быть от четырех до шести случаев как на восходящей, так и на нисходящей ветвях траектории полета КК. Связь с экипажем КК на коротких волнах не всегда была устойчивой и зависела от многих факторов, в том числе от пространственной ориентации корабля и состояния ионосферы. В связи с этим данный способ радиосвязи так и не был «доведен до ума» и от него впоследствии отказались — с борта КК была снята КВ-станция.
В подобных региональных командировках с 1968-го по 1971 год я побывал трижды, причем каждый раз на КВ-станции в местечке Бурундай, близ Алма-Аты. В то время главным инженером этой станции являлся гражданский специалист Глинкин А.А., исключительно порядочный, приветливый и высокограмотный руководитель. Вся организация работы технических средств и обслуживающего персонала станции лежали именно на нем, несмотря на то что начальником станции числился казах (фамилии его не помню) с довольно низким уровнем знаний в области радиотехники, но с очень большим личным апломбом.
Александр Александрович Глинкин всегда встречал нас исключительно тепло и радушно. К сожалению, сейчас его уже нет в живых, но память о нем у всех нас, кто его знал и работал с ним, осталась в наших сердцах. Замечу здесь, что одно время после смерти этого замечательного специалиста его жену вместе с детьми чуть не выгнали из квартиры. Тогда мы с Алексеевым В.Б. и летчиком-космонавтом Поповым Л.И. помогли этой семье, написав соответствующее письмо в ЦК компартии Казахстана. Наше обращение к высшему республиканскому руководству помогло — семью оставили в покое.
Из нашей работы на станции в Бурундае наиболее запомнилась мне осень 1969 года, когда мы там довольно длительное время участвовали в управлении полетами поочередно четырех кораблей: «Союз-5, 6, 7 и 8». Приехали мы в Алма-Ату заранее, а тут еще оказалось, что старты, условно говоря, «отодвинулись вправо», то есть были отложены. В общем-то, мы рассчитывали поработать здесь недели две, а пробыли в Казахстане безвыездно более месяца. Естественно, что на такой длительный период никаких наших денежных запасов не хватило и, если бы не арбузы, которые мы заготовили заранее (а привезли их прямо с поля, где они лежали горами неубранными и оставались практически в зиму), нам бы пришлось весьма туго. Мы жили тогда в одной из центральных гостиниц города, называвшейся «Казахстан». Арбузов мы запасли много, даже по дороге с бахчи от их тяжести полопались колеса на нашей старенькой «Волге» (как говорят, жадность фраера сгубила). Арбузами в наших гостиничных номерах были завалены все шкафы, ванные и свободные места под кроватями. Питались мы еще и яблоками апорт. Плоды этого знаменитого сорта имели необычайно огромный размер — в два мужских кулака. Им под стать были и местные груши. Вся свободная от технических сооружений территория КВ-станции, ухоженная под руководством Сан Саныча (как мы звали Глинкина А.А.) и его жены, представляла собой сад из яблонь и груш самых великолепных сортов. Урожаем этого «эдема» пользовались все работники станции, ну и мы в том числе. В качестве подарка немного столь приятных на вкус фруктов мы привезли потом домой.
В ту осень я находился в командировке вместе с нашими ребятами из отряда космонавтов Федоровым А.П. и Петрушенко А.Я. Работа на КВ-станции требовала от нас четкости и внимания, а также постоянного напряжения, обусловленного тем, чтобы случайно «не зевнуть» очередной сеанс связи. С основной задачей мы справлялись успешно, но при этой «строго регламентированной жизни» особенно запомнились мне всякие казусы, которые случались с нами в свободное от службы время.
Помню, сменившись с «вахты», идем мы как-то по одной из центральных улиц Алма-Аты, а Петрушенко (Шурик, как мы его звали), увлекшись своим рассказом, повернулся к нам и, двигаясь спиной вперед, неожиданно свалился в глубокий бетонный арык с водой. Эти арыки проложены вдоль всех улиц города, и вода поступает в них из горной речки Алма-Атинки, растекаясь затем по всему городу. Холодная влага прекрасно освежает жаркий воздух вокруг, а потом идет на полив садов, огородов и полей. Неожиданно попав в «водяной ров», наш товарищ солидно намок, да, кроме того, у него лопнули брюки от ширинки до заднего пояса, то есть фактически разъехались пополам. Прохожие, особенно женского пола, от души смеялись, наблюдая эту «веселую» картину. Шурику пришлось руками как-то прикрыться, а мы с Толей при возвращении в гостиницу дополнительно загораживали его от посторонних взглядов спереди и сзади.
Другая командировка в эти же края состоялась у меня в конце весны 1970 года. Тогда в космосе летал экипаж в составе Николаева А.Г. и Севастьянова В.И. На связи с космическим кораблем я находился вместе с инженерами-инструкторами этого экипажа Джигиреем Н.В. и (назовем его) Алексеем Г., или просто Лехой. Космический полет по тем временам был довольно длительным — 18 суток, и мы пробыли там достаточно продолжительное время да и на всякий случай приехали на место задолго до старта. Разместили нас в шикарной гостинице «Алма-Ата» в центре города. Это был огромный двенадцатиэтажный (а то, может, и побольше) дворец с фонтанами внизу, в которых детвора, спасаясь от жары, целыми днями плескалась в воде. На работу мы ездили посменно, а свободное время коротали на Комсомольском озере, где лежали под ласковым солнышком до самого вечера. Это искусственное озеро представляет собой запруду гигантского (до 60 метров глубиной) оврага. Так вот, собрались мы как-то утром на это озеро, позавтракали где-то на улице (проблем с едой в городе не было: мы просто «шли на запах» дымка от шашлыков и за 25 копеек получали шампур с пятью кусками настоящей свежей баранины), а потом снова вернулись на своем уазике к гостинице. Случилось так потому, что Леха забыл в номере свои плавки. Сидим мы в машине, ждем товарища пять минут, десять, а его все нет. Я вылез из машины (поскольку в этой командировке был за старшего) и для выяснения обстоятельств задержки поднялся на этаж, где этот Леха жил вместе с Николаем Джигиреем. Подхожу к номеру и вижу, что из-под двери комнаты валит пар. Открываю дверь, и мне представилась такая картина: Леха на каблуках ходит по коридору номера и каким-то полотенцем собирает воду, налившуюся сюда из ванной. Оказалось, что утром не было горячей воды и Леха оставил этот кран полностью открытым. Пока мы, не спеша, завтракали, вода наполнила ванную, потом залила здесь пол и побежала далее по коридору номера. Совместными усилиями это «наводнение» мы быстро укротили. На наше счастье, вода не успела проникнуть на нижние этажи.
В той же командировке с этим «забывчивым» Лехой был еще такой случай. Незадачливый инструктор космонавтов поставил как-то свой маленький, подключенный к розетке утюжок на толстое стекло тумбочки, на которой находился телефон. Стекло от большого нагрева лопнуло. Увидев это, Леха схватил утюжок и бросил его на пол. Пока он возился со стеклом, пытаясь составить его половинки так, чтобы под телефонным аппаратом не было заметно трещины, коврик под утюгом задымил. В результате произошла еще одна неприятность - в гостиничном имуществе образовалась дыра.
Встречаются в жизни такие люди, с которыми постоянно случаются всякие неприятности. Мы потом даже держались подальше от этого «субъекта», чтоб заодно с ним и нам не «подзалететь». Но казусы с Лехой продолжались и в дальнейшем. Однажды смена на станции не могла его дождаться почти полдня. Оказалось, что по дороге на работу у уазика, на котором он ехал, отвалилось колесо. Смешно сказать, но произошло это именно в тот момент, когда Леха пытался на ходу схватить за шею «ничейного гуся», шатавшегося около дороги. Опытный шофер по этому поводу долго сокрушался — такого в его жизни (чтоб у машины отлетело колесо!) еще никогда не бывало.
В последний день нашего тогдашнего пребывания в командировке местное начальство устроило нам пышные проводы у бывшего озера Иссык. Нам рассказали, что несколько лет назад воды этого высокогорного водоема неожиданно прорвали ограждавшую его естественную плотину и понеслись вниз, сметая на своем пути все застройки вместе с дорогой. Теперь же, после «пиршества» на берегу существенно сократившегося в размерах озера, притихшего после недавнего катаклизма, мы отправились в путь домой, и ехали в аэропорт на нашем автобусе. В качестве подарка от хлебосольных хозяев каждый из нас держал в руках по пакету со свежей вишней. В такой же таре вишня была и у Лехи, но «растеряха» совсем позабыл про свой подарок. Пакет упал на пол, и вишня раскатилась по всему автобусу. Кое-что из нежных ягод нам удалось собрать общими усилиями. Успокаивая нас, Леха говорил, что жены все равно дома нет и есть вишню некому. Полет на самолете прошел спокойно, и, когда мы были уже на земле, я ненароком подумал, что теперь ничего непредвиденного с нашим «невезунчиком» больше случиться не может. Однако после выхода из самолета всех пассажиров Лехи в нашей группе не оказалось. Я по трапу вновь поднялся на борт лайнера. Свет в салоне был уже погашен, но в темноте явственно слышалось, что кто-то усердно пыхтел. Оказалось, что это Леха лазал под сиденьями, разыскивая свой затерявшийся ботинок. Во время полета он снял обувь, и один ботинок куда-то запропастился — видимо, пассажиры случайно запинали его далеко назад. Общими усилиями мы нашли пропажу, но из аэропорта домой поехали разными путями — от греха подальше.
После приобретения опыта работы на наземных измерительных пунктах меня стали назначать в качестве главного оператора в самом Центре управления полетами, находившемся, как об этом было сказано ранее, близ города Евпатория. Впервые я приступил к исполнению своих обязанностей в этом Центре в 1973 году, когда 11 мая была запущена на орбиту в беспилотном варианте космическая станция «Салют-3». К сожалению, «первый блин» оказался для меня (но в большей степени для тогдашних руководителей полетами), как говорится, «комом». Сразу же после отделения от последней ступени ракеты-носителя на борту станции несанкционированно включилась система ионной ориентации. По этой причине уже к концу первого витка, когда станция вошла в зону связи наших НИПов, значительный запас бортового топлива оказался израсходованным, но выключения данной системы на «управляемом участке траектории» не было произведено. В результате к концу второго витка топливные баки стали пустыми. Это происшествие нанесло серьезный удар по всей бригаде управления полетами. Начались крупные разбирательства на уровне всевозможных правительственных комиссий. Некоторые руководители и хорошие специалисты лишились своих должностей.
А в начале этого дня мы так рады были успешному запуску «многотонной махины», которая вместе с последней ступенью ракеты прошла над нами, и ранним утром в лучах восходящего солнца они прекрасно были видны, как две светящиеся движущиеся точки. Не зная ничего о случившемся, мы, довольные, улеглись досыпать. Однако не успели сомкнуть глаза, как нас подняли и приказали собираться к отъезду домой. Удар был тяжелым. В результате произошедшей аварии не состоялись полеты на эту станцию готовых экипажей. Пилотируемые корабли, предназначавшиеся для доставки на борт станции космонавтов и грузов, пришлось запустить несколько позже, причем в вариантах автономного полета и по измененной программе.
К началу этих «скорректированных» полетов мы снова вернулись в Евпаторию, чтобы продолжить работу в ЦУПе. В соответствии с новой программой 27 сентября 1973 года на корабле «Союз-12» был запущен экипаж в составе Лазарева В.Г. и Макарова О.Г., которые впервые при выведении корабля на орбиту и во время спуска, испытали на себе скафандры типа «Сокол». Эта «защитная одежда» была введена в состав бортового оборудования после трагической гибели 30 июня 1971 года на корабле «Союз-11», получившем разгерметизацию, экипажа в составе Добровольского Г.Т., Волкова В.Н. и Пацаева В.И., летавшего без скафандров. 18 декабря 1973 года был осуществлен автономный пилотируемый полет корабля «Союз-13» с экипажем в составе Кли-мука П.И. и Лебедева В.В. с научной космической программой «Орион».
Только через полтора года после прошлой неудачи, 26 декабря 1974 года, успешно стартовала и была выведена на орбиту космическая станция «Салют-4». На ее борту в следующем году отработали два экипажа, прибывшие туда на кораблях «Союз-17» (с И января по 9 февраля 1975 года) и «Союз-18» (с 24 мая по 26 июня 1975 года). Для всей бригады специалистов ЦПК, управлявших с земли этими полетами и стыковкой космических кораблей со станцией, данная командировка оказалась одной из самых длительных и продолжалась в течение 152 суток без перерыва. Началась она осенью 1974 года и закончилась только летом следующего года.
С Евпаторией у всех нас, кто там бывал, связана масса воспоминаний. Наша командировка, как правило, начиналась с заезда на городской базар, в конце которого находилась чебуречная. Мы там «заправлялись» впрок пивом и чебуреками, а потом еще целый противень этого восточного кушанья брали с собой «на площадку» (так традиционно в целях секретности называли мы место нашего пребывания). Космонавты размещались в деревянной трехэтажной гостинице, остальные «участники экспедиции» ехали прямо к морю и селились в так называемых домиках рыбака близ деревни Витино. На место командировки мы прилетали задолго до старта пилотируемого корабля и проводили много всевозможных тренировок смен Главной оперативной группы управления. Одна смена придумывала разные нештатные ситуации, связанные якобы со сбоями в работе или полным отказом какой-либо аппаратуры на борту и «на земле», либо создавала кризисные моменты, обусловленные ошибочными действиями экипажа или персонала ГОГУ. Все эти «бяки» выплескивались на тренировке очередной смене во время ее работы. Бедные специалисты выкручивались из сложных ситуаций, как могли. Потом обе смены менялись местами, и «игра» продолжалась с новой силой. Все это было очень интересно и поучительно.
Мы в то время еще не имели плавучих КИПов в Атлантике, поэтому Главная оперативная группа управления работала с экипажем и бортовым оборудованием только «на активных витках», то есть когда космический корабль пролетал непосредственно над территорией СССР. С момента старта ракеты-носителя такая связь в течение «рабочих суток полета КК» осуществлялась с первого по пятый (частично шестой) виток и с 12-го по 15-й (или 16-й) витки. Остальные (с 7-го по 11-й) суточные витки КК по орбите были «глухими», то есть находились вне зоны досягаемости наших наземных радиосредств. В общей сложности за сутки получалось около 14 часов активной работы. По местному времени города Евпатория эти часы радиосвязи приходились как на светлое, так и на темное время суток. В остальной промежуток «космических суток», пока не было связи, а также в период отдыха до следующей своей смены мы были свободны и, как говорится, предоставлены сами себе.
Море плескалось рядом, и если дело происходило летом, то мы отводили душу на прекрасном песчаном берегу, у наших домиков рыбака. Помню, мы как-то ночью небольшой группой пошли купаться по тропинке, проходившей рядом с территорией нашей рабочей площадки. За нами увязался всеобщий любимец — пес неизвестной породы. Так вот что этот «брат наш меньшой» наделал. Пес вместе с нами выкупался, а потом стал вытирать свои мокрые и грязные шерстяные бока и спину, кувыркаясь на нашем белье, разложенном на берегу. Более того, он с этими тряпками стал играть, затаскивая отдельные вещи куда попало. Мы потом долго не могли разобраться в кромешной темноте со своей одеждой. Не считая этого прецедента, купание оказалось действительно сказочным, так как море в это время года буквально светилось. Для меня это явилось полной неожиданностью, поскольку никогда прежде я ничего подобного не видел и даже к таким рассказам относился с недоверием. А тут вода, особенно если будоражить ее руками, словно вскипала яркими белыми искрами огромного костра.
А вот в зимний период пребывание на этом прекрасном (в летнюю пору) черноморском побережье не представляло никакого удовольствия. Море злобно ворочалось и штормило, огромные свинцовые волны доставали даже до наших рыбацких домиков. Мы мерзли постоянно. Тепла не было нигде — тонкие окна и даже стены гостиницы насквозь продувались холодным ветром. Бетонный забор со стороны распаханного поля был засыпан, как снежным сугробом, землей, снесенной с пахоты. Не помогали ни горячие, ни горячительные напитки. Почти постоянно гулявший злой ветер сопровождался либо дождем, либо снегом. Липкая грязь была непролазная, прямо как на моей родине в Воздвиженке. Ходить можно было только по дороге, вне этого асфальтового пути — запросто потонешь в грязи. Но и на дороге тоже скапливалась грязь, правда, не слишком глубокая за счет подстилающего твердого покрытия. Шинели наши удалось просушить только где-то в апреле месяце. К тому же, за полгода, к весне мы все существенно поистратились. Деньги, которые мы взяли с собой, давно кончились. Просить финансы у жен, которые дома получали наше денежное довольствие, было как-то неудобно. Однако местные власти не дали нам помереть голодной смертью — предоставили возможность «космической братии» кое-что заработать. Недалеко от нас находились виноградники. Так вот, руководство этой плантации попросило нас провести обрезание виноградной лозы. За добросовестно выполненную работу нам дали каких-то недоношенных цыплят и страшно кислого вина. Такое пойло в 20-литровых бутылях стояло у нас в рыбачьем домике постоянно, но его мало кто, кроме любителя «кисленького» Алексеева, отваживался пить.
По весне, когда стало совсем тепло, мы «с зимней голодухи» научились ловить в море рыбу и крабов. Наше скудное ежедневное меню несколько расширилось за счет новых блюд. Вспоминается произошедший и это время один забавный случай. Самолету местного аэропорта было дано задание сбросить огромное количество насекомых, так называемых божьих коровок, на поля с виноградниками — эти насекомые должны были уничтожить появившуюся на лозах тлю. Но либо летчик промахнулся, либо ветер дунул не в ту сторону, только вся эта масса козявок попала прямо на береговую черту, где грелись на солнышке все свободные от работы наши командировочные. Стряслось невообразимое. Громадная туча божьих коровок приземлилась не на виноградники, а на голые тела разомлевших от тепла людей и стала их нещадно кусать. Оказывается, эти твари, если голодные, просто зверски кусаются. Все курортники, только что безмятежно лежавшие на пляжных подстилках, повскакивали и бросились в холодную воду, на бегу стряхивая с себя злобную нечисть. Застывшие рои из козявок еще несколько дней свисали красными гирляндами с деревьев и крыш строений либо лежали на берегу уже дохлыми красными жгутами.
Но вернемся к нашей напряженной и ответственной работе. В период очередной нашей командировки на евпаторийский ЦУП, 5 апреля 1975 года, стартовал космический корабль с экипажем в составе Лазарева В.Г. и Макарова О.Г. Однако из-за неполадок с отделением второй ступени от ракеты-носителя КК не был выведен на орбиту. При этом сработала автоматика системы аварийного спасения (САС) экипажа, и отделившийся от КК спускаемый аппарат (СА) вошел в плотные слои атмосферы с первой космической скоростью (при этом возникла перегрузка до 20g, от которой у ребят буквально трещала грудная клетка) и приземлился на крутом склоне гор Тянь-Шаня, чуть-чуть не долетев до Китая. В то время с «поднебесной страной» мы имели весьма натянутые отношения и, если бы СА приземлился на китайской территории, у нас могли быть большие неприятности. Я тогда работал в первой смене ГОГУ и должен был вести связь с экипажем сразу же с приходом корабля в нашу зону видимости. Но получилось так, что пришлось выслушивать сначала доклад экипажа после раскрытия парашюта на аварийном участке полета СА к Земле, а затем принимать доклады поисковых групп. В эту ночь в ЦУПе не спал никто. Все были обеспокоены неудачным выведением КК и, самое главное, самочувствием космонавтов. Однако в этот раз счастье было на стороне экипажа: оказавшись на крутом склоне, спускаемый аппарат покатился вместе с находившимися в нем людьми под гору и остановился буквально в нескольких метрах от глубокого обрыва. Случилось это лишь потому, что стропы парашюта зацепились за дерево и, натянувшись, предотвратили падение СА в пропасть. Как рассказывали потом ребята из экипажа, в экстремальных условиях, в которые они попали, им очень пригодились наш опыт выживания в горах и полученные ими на тренировках наставления по этому поводу начальника поисково-спасательной службы Давыдова И.В.
Оказавшись на земле, летчики-космонавты подождали немного, пока не убедились, что капсула стала неподвижной, а потом выбрались из своего «убежища». Снега вокруг было так много, что идти куда-либо не представлялось возможным. «Космические братья» решили остаться у своего прочно удерживавшегося «на постромках» корабля, развели костер и стали подавать всевозможные сигналы поисковым группам, обозначая свое местонахождение. Эвакуировали приземлившийся экипаж только через двое суток, так как людям пробиться к нему по глубокому снегу было очень трудно, а вертолет не мог сесть из-за крутого склона и высоких деревьев. После того как пешие поисковые группы добрались к «терпящим бедствие» и вырубили на склоне необходимую посадочную площадку, с помощью вертолета космонавты были эвакуированы. Таким же образом вывезли потом и спускаемый аппарат (СА). На этом космическая деятельность для данного экипажа оказалась законченной. Теперь этих ребят, Лазарева В.Г. и Макарова О.Г., нет больше с нами — оба они в разное время ушли в мир иной. Вечная им память.
Наша затянувшаяся командировка завершилась после того, как окончился космический полет Климука П.И. с Севастьяновым В.И., которые задержались на станции «Салют» из-за накладки с полетом Леонова А.А. и Кубасова В.Н., происходившего в это же время по программе ЭПАС (Экспериментальный полет «Аполлон — Союз»). Управление этим полетом осуществлялось тоже нами, причем со стыковкой с американским КК «Аполлон», в экипаж которого входили Томас Стафорд, Эдвард Слейтон и Вэнс Бранд. Эта совместная «космическая работа» несколько укрепила пошатнувшиеся отношения между СССР и США.
Примерно в это же время, то есть в середине семидесятых годов, планировались и выполнялись полеты на засекреченную в то время космическую станцию «Алмаз» чисто военного назначения, которую и прессе официально объявляли как станцию «Салют», с добавкой очередных номеров. Это был как раз тот «космический объект», на котором предполагали работать мы втроем, когда направлялись из НИИ-2 МО в Центр подготовки космонавтов. Однако по неписаным законам, действовавшим в ЦПК, очередные наборы космонавтов становились «в хвост» предыдущим, а впереди у нас имелось еще много инженеров, особенно набора 1965 года. Отмечу, что к 1974 году для «Алмаза» были сформированы такие экипажи: 1) Попович П.Р. — Артюхин Ю.П.; 2) Сарафанов Г.В. — Демин Л.С.; 3) Волынов Б.В. — Жолобов В.М.; 4) Зудов В.Д. — Рождественский В.И.; 5) Горбатко В.В. — Глазков Ю.Н. На станции «Алмаз-2» (в прессе официально названной «Салют-3») работал только первый из названных экипажей. На станции «Алмаз-3» (объявленной как «Салют-5») побывали третий и пятый экипажи. Сформированный из космонавтов Зудова В.Д. и Рождественский В.И. экипаж не смог состыковаться со станцией «Алмаз-3» по причине отказа системы сближения и стыковки транспортного корабля и данной станции.
Я одно время числился в каком-то отдаленном экипаже станции «Алмаз» вместе с командиром экипажа Сарафановым Г.В., но очередь до меня так и не дошла. Произошло это по той причине, что в 1976 — 1977 годах программа по тематике «Алмаз» оказалась необоснованно закрыта не без помощи генерального конструктора Научно-производственного объединения «Энергия» Глушко В.П. и министра обороны СССР маршала Устинова Д.Ф. якобы из-за утраты приоритета в пилотируемых полетах [3]. В результате почти весь наш набор космонавтов 1967 года и члены отряда, особенно инженеры, из предыдущих и последующих наборов оказались вне экипажей. Оставшиеся не у дел «безлошадные» космонавты были направлены в ЦУП для работы с экипажами пилотируемой станции «Алмаз» (управлявшейся в то время из Симферополя) и с продолжавшей эксплуатироваться станцией «Салют» (управлявшейся из Евпатории). Все «неудачники» получили назначения на должности заместителей сменных руководителей полетом по подготовке и действиям экипажей либо на должности главных операторов по связи с работавшими на орбите экипажами.
Наши славные дни командировок в Евпаторию закончились летом 1975 года в связи с переносом Центра управления полетом в подмосковный Королев, в здание, расположенное на территории Центрального научно-исследовательского института машиностроения (ЦНИИМАШ).
Лично я оказался на должности заместителя сменного руководителя полетом и одновременно главного оператора в группе по управлению станцией «Салют», а затем и станцией «Мир», Центр управления полетами которых находился уже в районе станции Подлипки г. Королев Оперативно я стал подчиняться заместителю руководителя полетами генералу-майору Поповичу П.Р., находившемуся в то время на этой должности. Мои обязанности состояли в организации работы всей группы, прибывавшей из ЦПК для руководства очередным полетом. В нее входили тогда инструктор улетевшего экипажа и специалисты всевозможных систем КК и станции. Из этих людей составлялись суточные смены как для работы с экипажем, так и для контроля за функционированием бортовых систем космических объектов. Одновременно мне, как главному оператору по связи, к каждому сеансу переговоров «с бортом» специалисты готовили так называемый радиообмен. В эти сообщения входили всевозможные рекомендации и указания экипажу, а также прием ответов с борта.
Кратко опишу работу ЦУПа в его теперешнем виде, поскольку до этого времени как место базирования, так и структура этой организации постоянно менялись. Центр управле-ния полетом занимает сейчас огромное здание на территории ЦНИИМАШ подмосковного города Королева. Имеющееся в ЦУПе оборудование позволяет держать радиосвязь с экипажем и принимать непосредственно с борта корабля или станции через наземные измерительные пункты бортовую телеметрическую (ТМ) информацию, расшифровывать ее и передавать на экраны мониторов в Главном зале управления (ГЗУ). Все данные представляются в удобном для прочтения и анализа виде. В залах ЦУПа (о них будет сказано ниже) размещается Главная оперативная группа управления (ГОГУ), собранная из специалистов многих организаций, занимающихся управлением полетами космических аппаратов. В основном, это представители Ракетно-космической корпорации (РКК) «Энергия» имени С.П.Королева (раньше данная корпорация была известна под названием Научно-производственное объединение — НПО) и большой состав прикомандированных специалистов и.ч смежных организаций.
В состав этой «сборной команды» обычно входят:
— представители войсковой части (в/ч) 32 103, обеспечивающие канал связи с бортом через их НИПы и спутники-ретрансляторы (СР) типа «Молния»;
— специалисты Группы командного управления (ГКУ) системами борта (представители РКК);
— Группа долгосрочного планирования и реализации (ГДПР) плана суточного полета (представители РКК);
— сменный руководитель полетом (СРП), отвечающий за работу находящейся в зале суточной смены специалистов (представитель РКК);
— главный оператор (ГО) по связи с экипажем (представитель ЦПК);
— Группа целевой нагрузки (ГЦН), отвечающая за проведение научных экспериментов (представитель РКК);
— Группа медицинского обеспечения (ГМО), контролирующая состояние здоровья экипажа космонавтов (в основном, представители Института медико-биологических проблем (ИМБП);
— Группа обеспечения действий экипажа (ГОДЭ), занимающаяся в том числе и подготовкой всего радиообмена (в основном, представители РКК);
— Группа конструкции (ГК) космического аппарата, осуществляющая слежение за состоянием и целостностью корпуса корабля или станции, работой системы терморегулирования и др. (представители завода-изготовителя имени Хруничева М.В., Фили);
— Группа анализа всех систем борта (представители РКК «Энергия»).
ГОГУ делится на две подгруппы. Одна (большая часть) работает по бортовым системам станции (теперь это Международная космическая станция — МКС) и занимает нижний, Главный зал управления (ГЗУ). Другая (меньшая) специализируется по транспортным кораблям, как пилотируемым, так и беспилотным. Она занимает второй этаж — Оперативный зал управления (ОЗУ)-Перед каждым сеансом связи смены подгруппы ГОГУ во главе со сменными руководителями полета (СРП) занимают свои места в ГЗУ и ОЗУ и готовятся к передаче команд на борт космического корабля или станции и к приему оттуда телеметрической (ТМ) информации по своим системам, а также к прослушиванию переговоров главного оператора (ГО) с экипажем. После анализа поступивших данных специалисты дают свои заключения о пригодности подконтрольных им систем к дальнейшей работе.
Работа каждой смены специалистов круглосуточная (24 часа плюс час на передачу постов) и делится на четыре подсмены. Рабочий график составляется из расчета — сутки работы, потом три дня отдыха.
Смена ГО ГУ работает по предварительно составленному Детальному плану полета (ДПП), который разрабатывает специальная Группа долгосрочного планирования и реализации (ГДПР). Причем этот план составляется для работающей в настоящее время смены, но реализовать его она будет только через трое суток, когда вновь заступит на дежурство. ДПП тщательно проверяется и подписывается всеми работающими в смене специалистами по системам и утверждается сменным руководителем полета (СРП).
В ДПП, представляющем собой большой лист бумаги, шириной полметра и длиной порядка двух метров, с привязкой по времени (московскому, по Гринвичу и по Хьюстону) приводятся следующие данные:
— витки полета корабля или станции (их номера — суточные и полные, то есть с момента старта);
— световая и теневая обстановка на орбите;
— работа бортовых систем, согласно заложенной накануне суточной программе полета (СПП);
— выбранная ориентация корабля или станции;
— поступление электроэнергии от солнечных батарей (СБ);
— расписание по минутам занятости экипажа на целые сутки (от подъема до отбоя). Этот распорядок дня передается экипажу на борт в виде радиограммы (р/г) по форме 24 (ф. 24) за сутки до ее реализации;
— планируемое краткое содержание радиообмена ГОГУ с экипажем (через главного оператора) на витках в зонах связи;
— команды, передаваемые на борт по командной радиолинии (КРЛ);
— возможная телеметрическая (ТМ) информация с бортовых систем при непосредственной передаче (ИЛ) или в записи (Зап) с бортовых магнитофонов;
— другая информация.
Детальный план полета может быть дополнен между сменами, изменен или вообще отменен по указанию руководителя полетами. Этот план в достаточном количестве размножается и присутствует на каждом рабочем месте специалиста. Все возможные отклонения в работе систем, зафиксированные в зоне связи, в процессе анализа телеметрических данных немедленно докладываются специалистами сменному руководителю полетом, а он принимает решение, как действовать дальше.
В то время, когда ведется работа над материалом данной книги, ЦУПом руководит Лобачев В.И., а Главную оперативную группу управления возглавляет летчик-космонавт СССР Соловьев В.А. Это признанные и авторитетные специалисты и руководители полетами космических кораблей и станций.

Далее…