Действующие лица и исполнители: Председатель Космической комиссии СЖ СССР, редактор отдела науки «Правды»	— В. С. Губарев
Специальный корреспондент газеты «Комсомольская правда»	— Я. К. Голованов
Заместитель редактора отдела науки «Правды»	— А. В. Покровский
Специальный корреспондент «Правды» по ракетно-космической тематике	— А. А. Тарасов
Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, руководитель полета	— В. А. Соловьев
Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза, заместитель директора ИМБП	— В. В. Поляков
Начальник отдела НПО «Энергия»	— Л. А. Горшков
Председатель Государственного комитета СССР по делам изобретений и открытий	— Ю. А. Беспалов
Исполнительный директор ВАКО «Союз»	— А. Н.Дузьминов
Генеральный директор ВК «Наука» ВДНХ СССР	— Е.Н.Островский
Исполнительный директор Всесоюзного фонда «Интеллект XXI века»	— А. Р. Бахтияров
Участники Космического конкурса СЖ СССР	— С. А. Жуков, Ю. Ю. Крикун, А. Е. Филиппов, А. Л. Федоров, Ю. Ю. Караш, В. И. Громак, С. О. Омельченко, В. В. Бабердин.

Леонид Горшков:

Я не знаю, почему решение вопроса о полете советского журналиста задержалось и кто сему виновник, но сейчас ваша подготовка к старту, это — извините за грубость — дохлый номер. У нас единственное пустое кресло в июле, дальше все продано по контрактам, а подготовить космонавта за полгода невозможно. Предложение же пустить журналиста как пассажира просто смехотворно. Вы ведь знаете, сколько у нас в разные годы было неприятностей. Один выход в открытый космос Саши Лавейкина, когда у него разгерметизировался скафандр и до необратимых операций оставались считанные секунды, чего стоит. Или полет Ляхова... Да и вообще, у нас часто случаются разные неприятности. Техника крайне сложная, иногда отказывает, приходится спасать ситуацию космонавту, поэтому на хип-хап в тренировках мы не пойдем. Журналист летит в скафандре, он должен уметь им пользоваться и не как-нибудь.

Наверное, с тех пор, как появилась идея полета, и можно было что-то сделать, но сейчас уже поздно.

Владимир Губарев:

У меня к вам вопрос. Почему все это прозвучало только сегодня и является ли высказанное вами частной точкой зрения или мнением «фирмы»?

Леонид Горшков:

Я высказал свою точку зрения. Мнение НПО «Энергия» нужно спрашивать у его руководителей. Но я, как отвечающий за технику, твердо уверен в этом.

Владимир Губарев:

Расскажите нам, за какое время был подготовлен афганский космонавт?

Владимир Соловьев:

А вы не знаете? Не помните, чем чуть все не кончилось? Да, вначале отказала техника, но отказ был элементарным, просто у командира среагировать на него не хватает времени — полно своих дел, значит, нужно было бортинженеру — афганцу. А он был подготовлен из рук вон плохо, но по ряду политических причин его пришлось запустить.

Владимир Губарев:

Но он был бортинженером, то есть вторым номером. А журналист идет третьим.

Леонид Горшков:

Дело не в этом. Просто все три космонавта должны быть достаточно хорошо подготовленными: знать корабль, системы жизнеобеспечения, уметь пользоваться скафандром.

Владимир Губарев:

Значит, вы хотите сказать, что на протяжении почти тридцати лет все члены экипажей были одинаково хорошо подготовлены...

Владимир Соловьев:

Нет. Мы этого не хотим сказать. Были и плохо подготовленные, были и опытные люди, которые делали грубейшие ошибки. Все у нас было. Но мы не можем априори пойти на катастрофу. Космос ведь не игрушки. И мы действительно все время ходим там по краю пропасти.

Владимир Губарев:

Хорошо. Что вы предлагаете?

Леонид Горшков:

Передать программу журналистов стартующему экипажу. Его задачи выполнит любой космонавт.

Андрей Тарасов:

А как воспринимать тогда заявление товарища Горбачева?

Леонид Горшков:

Спекулировать необдуманными словами руководителя страны неправильно.

Владимир Губарев:

Извините. Генеральный секретарь сказал о возможности нашего полета еще в середине октября прошлого года, а первый разговор с руководителями военно-промышленного комплекса состоялся и того раньше — в начале августа. У нас было время, и все, что зависело от журналистов, от Космической комиссии, от всех остальных наших организаций, сделано. Поэтому мне остается попросить вас впрямую назвать виновников, не обеспечивших выполнение решения Генерального секретаря и ВПК не сегодня, 27 января 1990 года, а в начале ноября 1989 года, и как это все расценивать. Я в принципе не понимаю, куда придет страна, в которой можно проигнорировать слова Главы государства, предложив со временем послать в космос Виталия Севастьянова как первого журналиста планеты. Мне это было сказано летом прошлого года. И кому нужны все эти игры? Неделю назад у меня состоялся разговор с Генеральным конструктором НПО «Энергия» товарищем Семеновым, предложившим мне предоставить ему для подготовки к полету до 1 февраля две-три кандидатуры. А позавчера на пресс-конференции руководители одного космического ведомства публично заявили, что они ничего не слышали о проекте «Космос — детям». Но, товарищи! Если эти «руководители» не читают газет, не смотрят телевизор, не знают о заявлении Генсека и позиции ВПК, пусть уходят на пенсию, нечего им руководить. Так надо ставить вопрос, если они относятся к полету журналиста, как к игре в бирюльки с людьми и общественным мнением.

Владимир Соловьев:

Ну зачем вы так? Если Генеральный секретарь не считает нужным узнать мнение специалистов...

Владимир Губарев:

Бросьте. Я могу сказать точно: Генерального секретаря, секретаря ЦК товарища Бакланова, вашего министра, заместителя Председателя Совета Министров товарища Белоусова — вот кого вы поставили в неловкое, а точнее — гласность, так гласность — в идиотское положение. Не знаю, простят ли они вас, но мы, если уже пойдет игра, будем играть по-крупному.

Леонид Горшков:

Мы с вами не играем. Я объясняю присутствующим, как специалист по станциям, что за полгода подготовить космонавта нельзя. Вот и все. А политика меня не интересует.

Ярослав Голованов:

Мы говорим с вами о разных вещах. Речь идет не о том, можно ли подготовить за полгода космонавта для недельного полёта на станции «Мир». Естественно нет. Да это и не нужно. Мы просили помочь подготовиться журналисту к недельной работе в условиях орбитального комплекса. Только-то. А разобраться, какие застежки у него на скафандре, журналист за шесть месяцев смог бы. Ребята у нас, как вы знаете, смекалистые. Что же касается соловьевского инженерного уровня, то он нам ни к чему. У нас будут свои заботы.

Владимир Губарев:

Для меня с самого начала проект «Космос — детям» был намного шире, чем посылка на орбиту одного человека, имеющего журналистский билет. Но сейчас не об этом речь. Оглянитесь вокруг и вы увидите, что космос — это наше мини-общество. Здесь можно говорить о профессионализме и за 10 миллионов посылать на орбиту японца или английскую школьницу, совсем не интересуясь их готовностью. Все точь-в-точь, как в реальной жизни, в которой за твердо конвертируемую валюту можно сделать все, что угодно, закрыв на возникающие проблемы глаза. Когда же вопрос касается соотечественников, все становятся необыкновенно принципиальными, умело скрывая за этим свое равнодушие, и уже ничего не стоит сказать: «Все, ребята. Ваш поезд ушел». Это очень опасно для страны, когда отдельные люди позволяют себе не считаться с ее руководителями. Это говорит не только о политических вещах, хотя им тоже нужно дать твердую оценку. И я считаю, что в данном случае — это попрание всех наших основополагающих принципов. Даже более — это прямой подрыв и без того разваливающегося государства. Могу дать и нравственную оценку происходящему. Все, что делается вокруг проекта многими нашими уважаемыми руководителями космических ведомств и самими космонавтами, — которые должны быть признательны общественному мнению, прессе, журналистам за то, что их знают, за то, что про них так много лет... врали, за то, что поддерживали, — безнравственно. И сейчас, я думаю, у ЦПК остается только один выход — подготовить к полету журналиста. Если этого не произойдет, я многим не завидую.

Леонид Горшков:

Ваш полет представляет собой очень непростой вопрос. Сейчас люди начинают считать деньги. И если полет специалиста еще можно оправдать... Нет, очень непростой вопрос.

Владимир Губарев:

Чрезвычайно простой. С 1957 по 1965 год мы гордились тем, что стали первой космической державой. За последние десять лет мы свой приоритет полностью растеряли, а пресса по-прежнему шла на поводу у космических ведомств, оправдывая их вызывающие сомнения поступки, прикрывая отсутствие политики космических исследований. Но сейчас вы теряете в нашем лице своих последних сторонников. Хотя, может, в этом особый смысл, особая сермяжная правда. Пора и нам, наконец, подумать о том, куда идут народные деньги.

Владимир Соловьев:

А есть ли у вас гарантии, что ваши творческие программы в полете журналиста действительно окупятся: все эти книги, телемарафоны...

Ярослав Голованов:

Я думаю, Владимир Алексеевич, что вы не вполне корректно формулируете вопрос. Ведь главная цель полета заключается в том, чтобы вернуть престиж космонавтике. У нас дети перестали играть в космонавтов, а это показатель — «железный». Мы раньше играли в папанинцев, они — в летчиков. Теперь перестали. У нас в МВТУ имени Баумана конкурс в пять раз меньше, чем в историко-архивный институт. Лучшие мозги нации в технику сейчас не идут. А вы говорите: как это окупится. С точки зрения финансовой — никак. Зато идеологически — сторицей, так как мы развернем общественное мнение в сторону космонавтики, пытаясь, наконец, рассказать о ней правду.

Владимир Губарев:

Я предупреждал сразу, что принимаю участие в этом проекте при одном условии — ни о каких деньгах речь идти не будет. Более того — ни Главкосмос, ни НПО «Энергия», ни Министерство общего машиностроения не получат от нас ни копейки, ибо платить им за наш полет просто безнравственно, так как все происходящее в советской космонавтике осуществляется на народные деньги. Мы уже до старта «сделали» этот полет, всколыхнув общественное мнение. Никогда за все годы редакция не получала столько писем, сколько пришло по проекту «Космос — детям».

Леонид Горшков:

Но вы должны понимать, что у нас очень большая программа и мы, как ведомство, не заинтересованы в вашем полете.

Анатолий Покровский:

Меня удивили слова Леонида Алексеевича. Я думаю, что за прошедшие месяцы подготовки журналиста к полету финансовая, социальная, экономическая значимость этой акции уже абсолютно ясна с того времени, когда осенью здесь сидел Михаил Сергеевич Горбачев и мы обговаривали необходимость полета. Знаете, я секретарей обкомов, ЦК, директоров заводов делю очень просто. Если человек заинтересован, чтобы у него в области или на предприятии побывал журналист и написал о нем, хороши ли, плохо, — это умный руководитель. Ведь если он все честно покажет журналисту, тот ему всегда поможет. А если он все прячет... Я теперь начинаю понимать многие фразы, слышанные из уст руководителей космических ведомств. Странная у них позиция. Вроде бы умные люди, а не понимают, что журналист — это козырь для космонавтики.

Владимир Соловьев:

Если слепить сейчас за пять месяцев подготовку, то журналист ее реализма не почувствует — не полетает на невесомость, не попрыгает с парашютом, не пройдет тест на выживаемость. О чем же он тогда расскажет? Для успеха вашей акции он должен испытать все. Ведь молодого космонавта на подготовке в Звездном достаточно лихо мутузят. Кстати, мне всегда нравилась рубрика: «Журналист меняет профессию».

Владимир Губарев:

Но журналист не должен стать профессиональным космонавтом. Поймите, если для того, чтобы описать операцию, придется получать диплом хирурга, а для очерка о «зоне» совершать преступление, то нашей жизни больше чем на три статьи не хватит...

Леонид Горшков:

Не знаю...

Владимир Соловьев:

Вот недавно меня выдвигали в народные депутаты. Я не прошел, но теперь, глядя в телевизор, думаю, что к счастью. Так вот, простые люди спрашивали меня о полете на наших кораблях иностранных граждан. Я им в ответ: «А как вы думаете, нужно продавать места в наших ракетах?» Они в один голос: «Нужно. Посмотрите, как мы живем».

...И вот тогда, завершая эту затянувшуюся беседу, молчавший все время Андрей Тарасов произнес фразу, которую когда-то, я уверен, историки назовут провидческой. Он сказал:

— Этим путем мы, Володя, придем к тому, что на наших кораблях станут летать только чужие. И в тот день, когда тебя снимут с должности руководителя полета, сообщив, что ее теперь за валюту изъявил желание занять мистер Гопкинс, ты воскликнешь: «Ребята! Да в своем ли вы уме?!» Но будет поздно. Ибо «ребята» уже вступят на тот скользкий путь, на который ты нас сегодня толкаешь.

Далее…