ДЕРМАТОГЛИФИКА

Уверен, что большинство читателей, как и я в этот холодный январский день, впервые встретились с названием загадочной науки, явившейся мне в виде своего полномочного представителя Владимира Григорьевича Солоненко.

Дерматоглифика — наука, позволяющая определять по узорам на коже ладоней и пальцев предрасположенность человека к тем или иным болезням. И в этом нет ничего необычного, ибо тип узора закладывается у человека еще в чреве матери в момент формирования центральной нервной системы и грибневой кожи. Отцом этой науки считают Френсиса Гальтона, двоюродного брата Чарльза Дарвина, определившего три основных типа рисунка.

Все эти сведения Владимир Григорьевич выкладывает мне сразу после знакомства, еще не приступая к обследованию, результаты которого в клинике пока не учитываются — идет наработка необходимого специалистам материала.

— Тезис о том, что двух одинаковых людей не существует, — продолжает мое образование врач-генетик,— изначально неверен. Можно говорить об интеллектуальном или внешнем различии, но не о типовом, сущностном, строящемся на физиологических особенностях людей, по которым можно судить об уровне их здоровья и запасе психической прочности. Это своего рода вещественный ряд. И если все упростить до глупости, можно сказать так: стол — остается столом, будь он обеденным или журнальным. И суть в нем та же остается, не меняясь от того, сделан он из дуба или карельской березы.

Возьмем тип людей, к которым принадлежат Муса Манаров и Владимир Титов. Посмотрим, успешно ли они поработали на орбите. Оказывается, даже очень, несмотря на то, что были нашими первыми «годовиками». А значит, под «них» можно смело подбирать следующих космонавтов.

Владимир Григорьевич садится за письменный стол, жестом приглашая меня занять место напротив, — начинается сеанс черной магии. И вот уже генеалогическое древо, пустив свои корни, начинает прорастать на белом листе бумаги, до размеров которого в этот миг сузились мои космические горизонты. Хватит ли у моих предков сил взрастить своей биографией и достижениями то заветное древо желаний, крона которого заговорит моим голосом в микрофон орбитального «Мира»? Нет, вместо могучего дуба, появления которого я с трепетом ожидал, на меня уныло взирает с листа нечто среднее между плакучей ивой и карельской березой, очень точно отражающее глубинные силы моего, увы, не звездного — без вельмож и первооткрывателей -рода, в котором все больше были землепашцы да кузнецы, правда, как говаривала бабушка, подкову одной левой рукой гнущие. В их честь и назвали Юрием сначала отца моего, а затем и меня, открестившись раз и навсегда от случайного совпадения с именем первого космонавта планеты. «Юрий — в переводе с греческого — землепашец, — объясняла бабушка. — Живи, внук, трудись на земле. Смотри не под ноги — на звезды, как подобает честному человеку, идущему по десятилетиям с гордо поднятой головой». Не знала она, что для спокойствия рода нужно было завещать мне глядеть на далекие миры не через иллюминатор космического корабля.

Задумался и... чуть не прошел мимо открытия.

— Вы знаете, что означает ваше имя?

— Конечно, — и я пускаюсь в путь по долине предков.

— А вот и нет. Юрий — это небесный. Так что вполне можете полететь. Это мое не научное, а интуитивное предсказание. Но... давайте, однако, продолжим обследование.

Его следующий пункт, носящий название антропометрия, нисколько не утомляет, скорее, даже наоборот, забавляет своей необычностью и необходимостью отдельных измерений.

«Высота верхней трети лица», «межзрачковое расстояние», «длина ушной раковины» — какое они имеют отношение к полету? Не говоря уже о «межсосковом расстоянии» и «нижнем сегменте тела».

Шифрованная карта замеров, отныне навсегда хранящая «негатив» моей молодости, в содружестве со швейцарской измерительной линейкой заставили меня еще раз покраснеть за свою державу. Помните песню Владимира Асмолова: «А у них — все, как у нас, только больше в десять раз». Это, оказывается, относится не только к ломящимся полкам магазинов или заработной плате, а даже к обычному... сантиметру, в котором — независимо от политического строя — должно быть ровно десять миллиметров. Ни больше ни меньше. Причем не на глазок взятых, а отмерянных раз и навсегда по эталону Палаты мер и весов. Но то ли забыли эту азбучную истину наши производители, то ли валюты у них нет в Париже побывать, только заморский сантиметр тоже, как и многое другое, оказался больше отечественного, заклейменного пятиконечным знаком качества, а рост каждого из нас, естественно, меньше. И теперь я буду знать: он равняется не 182 сантиметрам, как утверждает медицинская карточка в моей районной поликлинике, а 179,8 см, что, впрочем, не может не радовать хотя бы руководителей легкой промышленности — сколько материала можно только на брюках сэкономить. А если подойти с умом и «оттяпать» эти злосчастные два сантиметра у каждого из двухсот восьмидесяти миллионов, то, думается, и половину ткацких фабрик можно остановить, к чему тратиться на лишние суконные метры.

Случается в этот вечер в моей жизни еще одно экстраординарное событие. В 18.35 мне впервые «тискают» пальцы, а затем и ладони, смазав специальными чернилами. Потом фотографируют в фас, в профиль, правый и левый труакар, в полный рост — с лица и со спины. Это уже то ли в медицинское, то ли в какое другое «дело». Не знаю. Но... чтобы было, на всякий случай.

Видя мои сомнения, Владимир Григорьевич заразительно хохочет и принимается объяснять, что по рисунку на ладонях и пальцах рук он сейчас определит мою склонность к физическому или умственному труду, способ мышления и запас интеллекта. Более того, он возьмет на себя смелость охарактеризовать состояние почек и кровяного давления.

— Лично у вас, и это «читается» очень четко, редкий вариант нормы обеих рук. А наличие на них радиальной петли и большого числа белых линий в сочетании с тремя завитками на большом и безымянном пальцах позволяет сделать вывод о преобладании в вашем мозгу левого полушария и логического мышления в совокупности с определяющим эмоциональным началом.

Замечу, что эмоции и логика не у всех идут рядом, а значит, пробу можно считать успешной и продолжать готовиться к зимнему вечеру 1992 года, который, как я предчувствую, именно для вас станет главным вечером жизни.

Тихонько стучу по деревянному шкафу.

— Спасибо на добром слове. Как говорят: Ваши слова да богу в уши.

Далее…