ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

 

Теперь эта дата стала уже исторической. Но и она еще не начало всех начал, а лишь этап, итог многолетних поисков и раздумий, а если точнее, то еще один шаг в развитии отечественной космонавтики. Эта дата — 11 января 1960 года. В тот день было принято решение о формировании Центра подготовки космонавтов.

Впервые о том, чтобы послать в стратосферу на геофизической ракете человека, Сергей Павлович Коро­лев говорил на одном из совещаний в начале 1956 года. Слова Главного конструктора вызвали сначала смятение, а затем взрыв энтузиазма у многих из тех, кто его слушал. На следующий день, на стол Королева легли сразу три заявления молодых врачей Александра Серяпина, Абрама Генина и Евгения Юганова. Но Королева идея полета человека на геофизической ракете, более предназначенной для исследовательской стратосферы, чем для полета человека, вскоре, видимо, перестала волновать. Заканчивались работы по межконтинентальной ракете, чем конструктор был очень увлечен, и ему казалось: не лучше ли организовать суборбитальный полет? Через некоторое время и эти мысли были отброшены, несмотря на успешный испытательный полет огромной по тем временам ракеты. Соратник Королева Михаил Клавдиевич Тихонравов, один из зачинателей ракетного дела, гирдовец, будучи начальником проектного отдела конструкторского бюро, возглавляемого С.П.Королевым, предложил для полета человека в космос проект тяжелого спутника. Сергей Павлович с пристрастием и воодушевлением рассматривал этот проект и впервые тогда, поверив окончательно в задуманное дело, сказал:

— Мы. Именно мы отправим человека в космос!..

Шел 1958 год. Правами владел май.

Спустя месяц Королев и Тихонравов направили в правительство обстоятельную записку, в которой шла речь о перспективных работах, об освоении космического околосолнечного пространства. В ноябре того же года на совете главных конструкторов впервые было решено: «Начать разработку спутника для человека». Еще примерно через полгода, тоже весной, совещание под председательством академика Келдыша одобрило идеи Королева и его сподвижников. На этом совещании впервые шло обсуждение полета человека, как говорили тогда, «в спутнике». Горячие, трепетные суждения дохо­дили и до такого необычного еще вопроса: «Если да, то кому лететь?..»

— Для такого дела,— сказал тогда Сергей Павлович Королев,— лучше всего подготовлены летчики. И в пер­вую очередь летчики реактивной истребительной авиации. Летчик-истребитель — это и есть требуемый универсал. Он летает в стратосфере на одноместном скоростном самолете. Он и пилот, и штурман, и связист, и бортинженер...

Все так и было. Грандиозность поисков верных решений, колоссальные исследовательские и проектные работы в тот четырехлетний период помечены лишь едва различимым пунктиром. Но слова Королева приведены практически полностью. Они будто сказаны о первом космонавте Юрии Гагарине, о втором — Германе Титове, о космонавте-пять — Валерии Быковском, о тех первых двадцати летчиках-истребителях, из которых двенадцать стали космонавтами.

Прошло без малого два года. И первый в мире человек — Юрий Гагарин передал из космоса свои дружеские пожелания правительствам многих стран мира. А еще через два года и два месяца уже пятый человек, Валерий Быковский, говорил по радиотелефону из летящего космического корабля с Первым секретарем ЦК КПСС,

Председателем Совета Министров СССР Н. С. Хрущевым:

— От всего сердца благодарю Вас, Никита Сергеевич, за отеческую заботу. Для меня, воспитанника комсо­мола, нет выше чести, как выполнить любое задание Советской Родины. Мечтаю быть коммунистом. От всей души благодарю советских людей за добрые пожелания. Сделаю все для того, чтобы успешно завершить программу полета.

— Еще раз поздравляю Вас, Валерий Федорович. Голос Ваш звучит довольно бодро. Вы меня хорошо слышите?

— Я хорошо слышу Вас...

— Желаю Вам счастливо завершить полет по намеченной программе и приземлиться на родной земле.

— Никита Сергеевич, задание будет выполнено...

— Народ встретит Вас с большим радушием. Желаю успеха.

Не сказка ли? Валерий Быковский пробыл тогда в космосе небывало длительное время — целых пять дней!

А что это было для него самого — счастливый случай? Судьба? Может быть...

Как пришел он в космос? Мечта детства? Не совсем так. Его детское воображение рисовало иную стихию. Он клеил корабли, мастерил яхты, вернее, модели яхт и хотел стать моряком. Хорошо плавал и в бассейне, и в реке, и на море. В четырнадцать лет построил модель корабля с реактивным двигателем. Но допустил какую-то оплошность, потому что двигатель взорвался, и кораблик, конечно, разнесло вдребезги, а конструктору обожгло руки. Испугался тогда «моряк», подумал: «Влетит, наверное, от отца!»

Федор Федотович Быковский в свое время служил на флоте. Плавал на сторожевом корабле, хорошо знал Балтику. К увлечениям сына относился сдержанно, но с надеждой, зная, что море любит трудолюбивых и смекалистых. «Аварию» он воспринял с пониманием, но рвение сына сдержал. По окончании семи классов Валерий, а точнее, Валя, Валька, как звали его в семье, без обходных маневров, прямо сказал отцу: — Пойду в морское училище. Одобряешь, отец? Федор Федотович, человек по натуре добрый, но строгий, тоже не стал разводить дипломатию: — Пока не закончишь десятилетку, в море не пущу. Моряк без знаний — балласт для корабля. Федор Федотович замолчал. Валерий хотел было уйти, сделал шаг, но отец остановил. — В моряки и раньше брали наиболее подготов­ленных, а ныне и подавно.

— А ты как же? С четырьмя-то классами?

— Видишь ли, из меня ведь не вышел настоящий моряк... А ты, наверное, хочешь быть капитаном, управлять морскими кораблями, вот и учись... Может быть, эти отцовские слова, его запрет на поступление в морское училище отнести к началу кос­мической биографии Валерия Быковского? Не будь того разговора, стал бы Валерий моряком. И это было зна­чительно реальнее и ближе, чем космос, о котором в то время и представление-то мало кто имел. Да и страна в том сорок девятом году, когда Быковскому вдруг захотелось поступить в морское училище, еще не успела избавиться от ран, нанесенных войной: сотни городов и тысячи сел, деревень лежали в руинах, миллионы людей жили в землянках, а землю пахали с помощью воловьей да лошадиной тяги. Правда, не все это было ве­домо юному Быковскому. Он жил все же не просто в городе, а в Москве, в столице, хотя по-настоящему еще не успел ни ощутить, ни понять всего того, что происходило в этом большом, главном городе страны. Семи лет вместе с родителями он уехал в Иран и вернул­ся в Москву летом сорок восьмого.

Говорят: «судьбе угодно...» На сей раз судьбе было неугодно, чтобы Валерий Быковский, закончив семь классов, отправился в морское училище. Случайность? Или, действительно, судьба? Закономерность? А устрем­ленность к мечте, борьба за себя и за идею самого Вале­рия Быковского? Чего все-таки было больше в его жиз­ни?..

Далее...