СРЕДИ РОДНЫХ ПРОСТОРОВ

ОТЕЦ

— В то время я был восемнадцатилетним комсомольцем, работником райкома партии, — недавно рассказывал мне Василий Григорьевич Бутов. — Хорошо помню, как зимой входил к нам в отдел партийного учета и контроля высокий военный в шапке-ушанке, длинной шинели и, здороваясь за руку, приветливо улыбался. Он доставлял в отдел секретную почту. Ходил он смелым шагом, широким, энергичным. Я знал его фамилию, так как при сдаче пакета он всегда расписывался: «И. Пацаев». Когда старый мой начальник, опытный коммунист Анашкин ушел на пенсию, заведующим отделом партийного учета райкома партии назначили Ивана Пантелеевича Пацаева. В первый же день работы на новом месте он просто сказал мне: «Ну, Вася, будем вдвоем с тобой работать».
И это простое «Вася» сразу понравилось мне.
В штате райкома партии было много работников, но все выглядели по-граждански, а Иван Пантелеевич выделялся особенной выправкой, не щегольской, а очень естественной, соответствовавшей натуре этого собранного и дисциплинированного человека. Своим прибытием он внес струю свежести в нашу устоявшуюся жизнь. Изменился распорядок рабочего дня. Иван Пантелеевич предложил ежедневно в каждом отделе слушать утром последние известия по радио и читать газеты. С его предложением все согласились. Отводилось на мероприятие по пятнадцать минут перед началом работы.
Я вначале относился к этому новшеству поверхностно: слушал и не слушал. Но вскоре меня заинтересовало то, что читал Иван Пантелеевич и как комментировал прочитанное. А он досконально разбирал передовые статьи «Правды» и давал очень лаконичные, интересные пояснения, которые в сжатой форме передавали суть статьи.
Работу свою Иван Пантелеевич любил, трудился, не считаясь ни со временем, ни с отдыхом. И всех окружающих заражал неистощимой энергией, жизнерадостностью. Казалось, он никогда не падал духом, не видно было в нем усталости или недомогания.
К людям Иван Пантелеевич был очень чуток. Узнал, что я рано лишился родителей, жил в общежитии, и взял надо мной шефство. Его никогда нельзя было обмануть.
Если я уверял, что сыт, он внимательно взглядывал я меня и голосом, не терпящим возражений, говорил:
— Вижу, что без завтрака пришел на работу. Чувствую, что и не ужинал. Так вот, дорогой, пойдем ко мне домой обедать!
Часто приносил еду из дому, заставлял меня в его присутствии поесть, только тогда успокаивался. Порою у меня в кармане не было ни гроша. Как-то узнавал он про это. Давал мне денег на обед и отправлял в наш буфет. Я, конечно, пытался возвращать ему долг, но он и слушать не хотел.
По работе Иван Пантелеевич полностью доверял мне все: сейфы, ключи, ценные бумаги. «Вот тебе ключи, приходи заниматься, когда хочешь». И никогда лишний раз не предупреждал: «Смотри, не потеряй!» И я никогда его не подводил. Я гордился этим доверием и сейчас, спустя тридцать лет, если чувствую к себе хоть малейшее недоверие, обижаюсь. Вот насколько сильно он внушил мне тогда чувство собственного достоинства.
Любил я рассказы Ивана Пантелеевича о гражданской войне и о периоде становления колхозов, о кулацких заговорах и о смелых людях, коммунистах, которые защищали Советскую власть до последнего дыхания. Истории эти он слышал от живых участников событий тех незабываемых лет. Говорил сжато, но образно.
Я мог подолгу слушать его. Под влиянием этих сказов и формировалось мое мировоззрение.
Иван Пантелеевич гордился тем, что служил в рядах Красной Армии.
«Кто я? — любил он повторять. — Сын крестьянина бедняка. А Красная Армия меня человеком сделала».
Когда однажды я заявил, что хочу служить в авиации, он загорелся желанием помочь мне: позвонил в облвоенкомат, выяснил, когда будет набор. И вот весной 1941 года моя мечта сбылась: я был принят в авиационную школу.
Помню, за год до этого по рекомендации Ивана Пантелеевича меня избрали председателем райкома профсоюза. Я долго отказывался. А Иван Пантелеевич сказал, что я самый молодой по возрасту работник райкома партии, а такому работнику надо к будущему готовиться, учиться и расти. Так я и вел эту работу до призыва в армию, а он мне постоянно помогал, объяснял тонкости профсоюзного дела. Отправляя меня в Актюбинск делегатом на профсоюзную конференцию, он напутствовал: «Обязательно, Вася, выступи на собрании».
Но в последний момент я оробел и не решился выступить перед огромной аудиторией. А Иван Пантелеевич потом успокаивал: «Ничего, Вася, робость твоя со временем пройдет, и ты не будешь стесняться».
Он оказался прав. Впоследствии много лет и с успехом мне приходилось выступать перед большими аудиториями, как лектору и пропагандисту.
Сам Иван Пантелеевич на собраниях всегда выступал прямо и откровенно. Он был строг к недостаткам, внутренне не переносил их. В коллективе его очень уважали за принципиальность. И еще за доброту. Помню, один наш сотрудник серьезно заболел. Иван Пантелеевич тут же достал редкое лекарство и отнес больному.
Иван Пантелеевич любил свою семью, гордился женой. Это была дружная, верная семья, уважаемая всеми…
По рассказам родных, Виктор был очень похож на отца. От отца к сыну перешли и честная прямота характера, и скромная, неброская манера держаться, и непоколебимая целеустремленность.

Далее…