ПОЧЕМУ Я ХОЧУ ЛЕТЕТЬ В КОСМОС

Олег ПОПОВ (г. Киев, журналист, бывший военный летчик):

А ТРИДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД...

...Чукотка, аэродром, окольцованный невысокими горами... Свирепые ветры, полеты, дежурства...

Под новый, 1958 год все командование полка, начиная с командиров звеньев, улетело в Хабаровск на подведение итогов летной подготовки. Для несения боевого дежурства оставили несколько пар.

...Сижу на СКП, посматриваю на экран обзорного радиолокатора. Ползут две отметки по нейтральной зоне. Прикинул скорость: тихоходы. Вбегает рядовой Суслов, солдат, окончивший иняз.

— Товарищ лейтенант, — тычет пальцем в экран, — вы знаете, что это? Два «Дугласа» везут на остров Святого Лаврентия для развлечения летчиков лучших девиц кабаре! Вот бы один отбить...

Мой Друг Жора Степаненко, лежавший спокойно на кровати (был ведомым в дежурной паре), навострил уши.

— Говоришь, «Дугласы», а ветер-то восточный. Ну-ка, прикинем...

Подсел к столу, начал что-то чертить и высчитывать. Через полчаса передо мной лежал график захода «Дугласов» на посадку, У Жоры вышло, что при восточном ветре они обязательно заденут наше воздушное пространство. Ведущий, капитан Иванов, подлил масла в огонь:

— А кто сказал, что в них девицы, а вдруг... бомбы на парашютах сбросят, а их ветерок и принесет нам на головы...

— В воздух!

Иванов и Степаненко бросились к перехватчикам, на ходу застегивая шлемофоны. Взревели на форсаже двигатели, и две огненные длинные струи огня унесли пару на перехват. Я уткнулся в экран, наблюдая, как сходятся отметки от целей и перехватчиков. И тут шедшие по нейтралке «Дугласы» с правым разворотом отвернули восвояси. Отдал команду летчикам возвращаться на свой аэродром.

Неожиданно из приемопередатчика понеслась русская речь, слегка искаженная:

— На чужой кровайт рот не разевайт. Своих... надо иметь. Ха-ха-ха! (Холодная война была в разгаре, и противники в выражениях не стеснялись.) Наш президент любит летчиков. А ваш... Ха-ха-ха! По году не моетесь. (Точно, откуда узнали, черт их дери, что у нас баню только начали строить.) Ви в своем общественном туалете давно уж отморозили... — Американец опять залился смехом, объясняя, что мы отморозили. (И тут он оказался прав. Общественный туалет был один на всех, и в сорокаградусный мороз, да при ветре этак 50 метров в секунду в нем было особенно неуютно.)

— Капитан Иванов, лейтенант Степаненко, приглашаем вас в гости, посмотрите, как мы живем. Включаем полосу, садитесь.

«Ну, уж дудки!» — в своих друзей я верил.

— У нас коттеджи, горячая и холодная вода, а у вас в вашем социалистическом свинушнике...

Тут пошла такая неприкрытая идеологическая обработка, оскорбительная для представителя великой державы, что я приказал выключить радиостанцию.

...Командиру полка доложил все как на духу. Полковник Яковлев долго просматривал штилевые отметки пути цели.

— Почему подняли пару на перехват? Цели явно тихоходные, угрозы не представляли.

Я привел довод насчет восточного ветра, бомб на парашютах...

— Чушь!..

В тот же день был издан приказ, где всем троим за плохое несение боевого дежурства объявлялся выговор. Это серьезно. Задуматься бы как следует. Но молодость — увы! — бесшабашна.

19 августа 1960 года радио донесло весть: в космосе Стрелка и Белка.

Первые пресс-конференции космической эры

— Что я говорил! — кричал Жора. — А ты — годы пройдут, десятилетия...

Целый день мы мучительно писали рапорты. Хотелось сказать, как любим Родину, как желаем послужить ей в космосе...

Полковник Яковлев внимательно прочитал один рапорт, потом другой, хотя было написано в них одно и то же.

— В космос захотелось, а кому здесь боевое дежурство нести? Будете нужны, Родина позовет вас. И потом, — погрозил он пальцем, — вы у меня еще на примете...

Полковник разорвал рапорты и бросил в корзину. Это было как крушение. Куда пойти, что делать? Зашли в магазин. Взяли бутылку спирта. Субботу и воскресенье заливали горе. Не будучи активными его любителями, мы не знали о коварных свойствах спирта. Утром, напившись воды (душа горела), почувствовали: опьянели. Отлежаться бы! Так нет, потащились в столовую. В раздевалке в ряд — папахи.

— А может, это у нас в глазах двоится?

— Давай наденем, посмотрим... Надели, количество папах уменьшилось, но не намного.

— А может, споем? Вышли, запели:

Никто не загородит

Дорогу молодцам...

Навстречу капитан Саша Доронин, мой командир звена:

— Вы что, очумели? Комиссия из Москвы проверяет полк. С глаз! Немедленно!!!

Но было уже поздно. Пропажа обнаружилась. Командир полка стоял навытяжку перед грозным начальством. Я не берусь описывать дальнейшую сцену, ибо это не в моих возможностях.

...Как гром среди ясного неба облетела мир весть о гибели Гагарина и Серегина.

...В № 5 журнала «Наука и жизнь» за 1987 год в статье «Последний полет» доктор технических наук С. Белоцерковский и летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, кандидат технических наук А. Леонов подробно исследуют катастрофу учебного истребителя УТИ-МИГ-15. Я много думал об этом полете. Появилась своя версия гибели экипажа, которую хотелось бы присоединить к выдвинутым авторами. Для этого вновь придется возвратиться на Чукотку.

...С командиром звена капитаном Александром Дорониным мы выполняли полет по системе, то есть с использованием двух приводных радиостанций для захода на посадку по приборам. Погода была примерно такой же, что и при полете Гагарина и Серегина. Высота полета 5000 метров, шли между двумя слоями облачности. Показывая тот или иной маневр, Доронин по СПУ дублировал их голосом, а в конце говорил: «Бери управление на себя» или: «Беру управление на себя».

Началось снижение на посадку. Я отчетливо услышал в наушниках шлемофона голос Доронина:

— Беру управление на себя.

Я убрал руку с ручки управления, расслабился, облокотился о борт, наблюдая в боковое стекло фонаря кабины, как стремительно несутся навстречу облака, клубятся, срываются с плоскостей, а сквозь них белыми пятнами просматривается Земля. Красотища!

И вдруг чувствую: что-то не то. Глянул на приборы. Батюшки! Стрелки разбежались, какая куда. Не ожидая команды, начал их сводить, убрал крен, скольжение самолета.

Вываливаемся из облаков. Земля — рядом! Видимо, одним махом вместе взяли ручку управления на себя. УТИ-МИГ-15 перешел на большие углы атаки, просел. Коснувшись колесами точки выравнивания и страшно «скозлив», приземлились.

Стали разбираться, что же произошло. Оказывается, инструктор сказал «бери», а мне (помехи сыграли злую шутку) отчетливо послышалось «беру»...

Таким образом, какое-то время «спарка» шла вне контроля летчиков, неуправляемая. Мы изменили разговор по СПУ, стали говорить «я» или «ты». Это означало, кому брать управление.

Думается: а не произошло ли подобное в полете Гагарина и Серегина? Как они осуществляли радиообмен между собой? Не был ли из них кто-нибудь простужен, что могло изменить тональность голоса и внести искажение в команду? Не могли ли помехи от работающих приборов повлиять на радиообмен? Хорошо ли были пригнаны у них шлемофоны и ларингофоны?

К сожалению, на эти вопросы ответов в статье нет. А они важны. Иногда малая деталь может рассказать о многом, особенно в таком деле, как поиск истины при катастрофе.

О последней встрече с космонавтикой расскажу в самой сжатой форме, ибо все равно мало кто верит. Я тогда работал начальником отдела культуры и быта газеты КВО «Ленинское знамя». И вдруг — аппендицит. «Скорая» привезла в госпиталь. Операция прошла успешно. Готовился к выписке. И тут поступили «афганцы», раненные в боях. Жуткое зрелище! Как сейчас стоит перед глазами картина: паренек без ног и руки, в коляске, которую катит сестренка, а может, невеста, и оба плачут. Что-то разгорелось у меня внутри, сжалось до боли. Всю ночь писал. Родилось стихотворение «Дамский вальс»:

Им шепчут вслед: «Они — афганцы»,

Хотя чубы их и светлы.

Какая жуть, идут на танцы,

Вбивая в землю костыли.

Русоволосые ребята,

Неловок ваш судьбы изгиб:

У пятерых — шесть рук отнято,

На шестерых — лишь три ноги.

Расселись чинно, благородно

Среди цветов, хрустальных ваз.

Медсестры Лиды, Нины, Нонны

Их приглашают: «Дамский вальс!»

Вальс венский тишину разрезал.

Но лица были как в пыли.

«Смелей, ребята!» — и протезы

В круг втиснулись

И костыли.

Я много видел танцев, всяких,

Но этот вальс мне душу сжег.

Сидел в сторонке Вася Пряхин,

А у него ни рук, ни ног!

А у него ни рук, ни ног!!!

Он плакал.

Военврач Потапов

Шептал какие-то слова.

И Пряхин встал,

И в круг потопал,

И закружилась голова...

...Какие чудные протезы

Сегодня делает страна.

Нам наплевать на все протесты!

Идет война,

Идет война,

Победоносная война!

Хоть нет ни мяса, ни зерна,

Зато надежные протезы

Сегодня делает страна!

Если добавить к этим стихам письмо, которое я год назад написал. Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Президиума Верховного Совета СССР Л.И. Брежневу, то станет понятно, почему меня вскорости перевели в другую палату.

...В новой палате нас было четверо. Вся мебель прикручена-привинчена к полу. Утро началось со встречи... Л.И. Брежнева. Кто был в действительности этот человек, я не знаю, но слух ходил, будто крупный работник военной торговли, таким оригинальным способом укрывшийся от заслуженного возмездия. Видом он, когда тень отбрасывалась на стену и стирались индивидуальные черты лица, действительно очень смахивал на Генерального. «Л.И. Брежнев» подошел к столу, оперся двумя руками о край, объял нас грозными очами и произнес:

— Заседание правительства объявлено открытым. На повестке дня один вопрос: почему мне до сих пор не присвоено звание Генералиссимуса Советского Союза?..

— Война в Афганистане еще не закончилась победой, — ответил «начальник канцелярии», малорослый, но жирный человек.

— Побольше подбросьте войск, не жалейте...

Затем слово взял «Атомщик».

Говорил толково об опасности строительства атомных электростанций в сейсмически неблагополучных зонах. Я уже было подумал: свой брат, по ошибке попал. Но тут «Атомщик» обратился к «Генеральному».

— На случай каких-либо общеземных катаклизмов, дорогой Леонид Ильич, наша космическая комиссия заказала новый корабль многоразового пользования. Места для Вас, Ваших родных и близких в нем уже зарезервированы. Чуть что, отправим всех в другую галактику.

— Прекрасная идея, — одобрил «Брежнев» и уставился на меня: откуда, мол, и кто такой?

Я попытался объяснить, что попал случайно, из-за неудачного стихотворения. Все дружно засмеялись.

— Фамилия? Назвал.

— Нет, не пойдет. Кто у нас еще не задействован?

— Чаковский...

— С этой минуты ты Александр Чаковский. Понятно? И чтобы через неделю первая глава моей новой книги «Космос» была готова...

Я описал эти несколько эпизодов с одной мыслью — доказать, что мое желание полететь в космос не сиюминутное, что я все свои сознательные годы стремился к этой цели. Но не получалось. Где-то сам был виноват, где-то обстоятельства складывались не в мою пользу. А вот сейчас все сошлось как нельзя лучше. Неужели опять судьба пронесет на вороных?

А теперь отвечаю на вопрос: «Почему я хочу лететь в космос?»

Я хотел бы слетать и за тех, кто был близок к заветной мечте, но по тем или иным причинам не смог ее осуществить. Судьбы таких людей не менее интересны и по-своему не менее поучительны, чем судьбы героев космоса. Они тоже часть истории освоения космоса, а значит, и часть истории нашей страны, пренебрегать которой, как это было сплошь раньше, нельзя, не имеем права. Об этих несложившихся космических судьбах мне и хотелось бы после полета написать книгу очерков.

Далее...