ПОЧЕМУ Я ХОЧУ ЛЕТЕТЬ В КОСМОС

Андрей ФИЛИППОВ (г. Москва, ТАСС):

ВЕЛИКИЙ ШАНС

Прежде всего скажу, что в архиве моей семьи нет реликвий с автографами-обещаниями великих людей, которые в некоторых случаях (сужу по публикациям) были в свое время просто доброй шуткой с ребенком. Извлечение на суд честного народа фотографий с дарственными надписями первого космонавта или главного конструктора, по-моему, называется перегибом, если они предъявляются Космической комиссии как доказательство на право быть первыми, как пропуск на орбиту.

Ни у знакомых коллег, ни у меня нет такого древнего документа с одобрительной визой аж самого «Эс-Пе». Однако среди журналистов, пишущих на космическую тематику и репортерски работающих не только по ней, много таких, кто хуже работать от этого не стал.

В принципе до памятного шестого апреля, когда объявили конкурс, я считал, что советский журналист в космос уже летал. Им был Виталий Иванович Севастьянов, член Союза журналистов СССР с 1971 года. В 1975 году он долгие недели испытывал над планетой «Салют-4». Правда, Севастьянов не состоял в штате какой-либо редакции и его полет, как видно сегодня, не получил должной идеологической оценки, но все же... Жаль, что факт этот забывают, когда говорят о престиже журналистики.

Что бы там ни было, конкурс объявлен. Я думаю, что для тысяч профессиональных журналистов, участвующих в этом конкурсе всерьез, космический полет будет значить гораздо больше, чем для «мисс перестройки» Маши Калининой победа на конкурсе красоты. Потому что в отличие от наших прекрасных девушек мы хотим показать не себя. Старт на орбиту должен войти в жизнь журналиста не затем, чтобы он лично убедился наконец, что наша планета голубая-голубая. Сейчас также нет необходимости доказывать, что никого не обманули в том, что Земля — круглая.

Полет на «Мире» — великий шанс, который нужно использовать по другому назначению. Я считаю, что прямой телевизионный мост с инвалидами, малообеспеченными семьями и пенсионерами, с искалеченными воинами-афганцами через «Мир» привлечет к их бедам гораздо больше внимания, чем вся пресса, какая была до сих пор, и что после этого их дело сдвинется с мертвой точки. Только нужно прямо говорить что значат при современной инфляции пенсии в сорок да и в сто сорок рублей, стоящие одинаково ниже прожиточного уровня.

Журналисту, находящемуся на станции, придется отказаться от сна: столько там будет работы.

Я мог бы бесконечно рассказывать о том, какой мне видится программа будущего полета журналиста. Однако пока не хотелось бы ее публиковать: нарушится «ноу-хау».

Конечно, в своей программе я могу где-то быть не прав. О чем-то скажут: еще рано. Но одно я знаю точно. Я хочу полететь в космос потому, что благодаря своей работе знаю и вижу социальные проблемы, которые по-журналистски можно решить только с высокой орбиты. И я хочу помочь решить их как можно лучше. Потому еще, что надеюсь «подсмотреть» за время подготовки к полету на Земле и непосредственно в космосе много таких технических вещей, которые пойму и смогу со всей силой своих популяризаторских способностей рекомендовать к распространению в народном хозяйстве немедленно или еще быстрее. И лично и гласно проследить их путь к потребителю. Чтобы перестали звучать некорректные заявления о ненужности космонавтики, чтобы мы ощутили, наконец, реальную от нее прибыль.

Приоткрою тайну: если бы для полета выбрали меня, я бы уж сумел убедить Главкосмос СССР на выход журналиста в открытый космос. А что там делать — об этом тс-с-с!

И еще: я бы с удовольствием (почему-то уверен, что экипажи основной, экспедиции и экспедиции посещения тоже) пожал на борту «Мира» руку японскому коллеге, встретив его в космосе. Благо стыковочный узел станции третьего поколения позволяет принять не два, не три, а гораздо больше «Союзов-ТМ»!

Мы бы прекрасно поработали в невесомости вместе. И вернулись бы на Землю почти одновременно, правда, в разных кораблях. Кажется, это выход из немного щекотливого положения Главкосмоса СССР, если, конечно, он сам и его сотрудники, а не кто-то другой, думают именно так о создавшейся ситуации...

Добавлю, что в 1981 году я окончил факультет электроники и счетно-решающей техники Московского лесотехнического института. Работал инженером в Центральном НИИ машиностроения (Калининград Московской области). В 1986 году окончил (вечерняя форма обучения) специальное отделение факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова по специальности тележурналистика. Работал после окончания университета в многотиражной газете, в Радиобюллетене ММФ СССР для экипажей судов загранплавания, арктических и антарктических полярных станций и в газете «Воздушный транспорт». Совсем недавно — в великом ТАССе.

Н.ЗАБОЛОТНЫЙ (г. Славянск-на-Кубани Краснодарского края, член Союза журналистов СССР):

АНТИЗАЯВКА

 

Знаю, что я со своим мнением окажусь в меньшинстве, но все же скажу: пусть первым из журналистов летит в космос японец. Во-первых, потому что среди наших космонавтов есть прекрасно пишущие, рисующие люди. Давно бы их надо принять в Союз журналистов

СССР, просто, дешево удовлетворив самолюбие собратьев по перу.

Во-вторых, что привезет из космоса журналист, до сего дня писавший о туровых опоросах свиней или проблемах канализации? За миллионы рублей он доставит нам «охи» и «ахи», описание «голубого шарика, такого беззащитного».

В-третьих, если отберут десять журналистов-претендентов, рвущихся в космос, девятеро из них окажутся москвичами — опыт выборов народных депутатов от Союза журналистов еще не забыт. Это не снимет накал страстей.

В-четвертых, полет своего журналиста Япония оплатит валютой. Если валюту доверить Внешторгу, он закупит стеклянные бусы или поточную линию по консервированию кокосовых орехов. Если же всенародно обсудить, как расходовать валюту, то сделка даст ощутимую выгоду.

В-пятых, приятно читать о достижениях нашей космической науки, если эти строки написаны иностранными журналистами.

Далее...